западной культуре, помешанной на исключительности, к близнецам относятся с опаской. Так же, как к зеркалам – ведь в зеркале живет двойник, покушение на индивидуальность. Зеркало искажает, но немного: левое меняется на правое, зато остальное копируется точно. Похожее, но не тождественное – это действует на нервы. Неспроста зеркальными двойняшками так часто населяют фильмы ужасов.

Подобными закосами под Дэвида Линча в конце концов увлекся и Мураками – но только после, после «Пинбола», когда уже продал свой джаз-бар и начал строчить толстенные романы об исчезнувших женщинах. Мы-то с тобой, Митька, давно догадались, что женщина у него везде одна и та же, а уникальные уши-ямочки – лишь маскировка в угоду Западу. Но «Пинбол» он писал еще там, дома, в своей собственной кафешке. Всё еще будучи настоящим японцем, для которых близнецы – вполне естественная штука. Как двойная иголка сосны, их национальный символ. Как не бывает дзенского сада камней из одного камня: к чему подменять очевидное единство на фальшивую исключительность? И даже в их языке нет единственного числа. Все и так понимают, о чем речь, и вовсе не нужно добавлять к предметам искусственную «одинокость», как это делают в наших переводах японских стихов. «Одинокая луна» – ну не смешно ли? Где они видели двуокую, в страшном сне?

Наверняка и Мураками смеялся, когда писал про близняшек. Так, может, зря он забросил свой джазовый бар? Может, именно там, между свежими салатами и старыми дисками, он гораздо быстрее нашел бы то, что ищет теперь по всему свету?

Так вот, о фастфудах. Я уже успел их пнуть, и не совсем справедливо. Стереотипное отношение к ним связано в основном с едой. Но идеальное кафе, как было сказано, – место не особенно едовое. И тот же «Макдональдс» при прочих равных частенько обыгрывает другие заведения по умению красиво пришвартоваться к площади, да и по внутренней геометрии. В Питере неплохой обзор открывается со второго этажа такой стекляшки у Василеостровской. А минский «Макдональдс» – чуть ли не единственное живое место на хмуром центральном проспекте.

Но главное в этих кафешках – эффект близнецов. Сначала всё вроде бы просто, а когда сталкиваешься с этим в чужой стране, то даже приятно – хоть что-то знакомое. Но потом понимаешь: похожее не значит тождественное. Разница в мелочах, трещинка в зеркале…

Честно говоря, я не знаю, нужен ли такой эффект в моей истории. Ведь раньше я описал идеальное кафе как пароход, уносящий от знакомого к незнакомому. А тут получается нечто, идущее встречным курсом. Совместить вряд ли получится. Разве что для разнообразия прыгнуть с борта на борт, когда они поравняются. Хотя бы для того, чтобы почувствовать разницу и подтвердить свое верное направление.

«Ола! Ну наконец-то! Ой, какой ты смешной с короткими! Ну-ка… Нет-нет, теперь вторую щеку! Эй, да ты всё позабыл, да? Ладно, пошли, я тебе всё покажу, что успею. Вот это Площадь Каталонии. Лучше было нам у скульптуры и встретиться. А то ты четыре раза переспрашивал по телефону, что за «хорек в кофе». У меня такой английский, да? Я просто думала, что тебе будет легче найти Hard Rock Cafe. Они же во всех странах одинаковые. Мы со Стивом в Праге видели такое же. И у вас наверно есть…»

«Нет, внутрь никогда. Я около него обычно мотороллер бросаю. Почему как ведьма? А-а, извини, мне показалось, ты другое имел в виду. Ужасный у меня английский, да? Ты со мной намучаешься. А вот у него, наверное, уже и акцента нет, он уже больше полугода – там…»

«Серьезно?! И что? А про меня?! Погоди, он что, всего одну строчку тебе написал: «Сходи на Рамблу, погляди на клоунов»? Вот ненормальный! А меня завалил письмами. Знаешь, он ведь до сих пор не понял, что у нас всё кончилось. Всё пишет, пишет, и звонит так, словно мы завтра опять встретимся и пойдем в «Арену». Ты ему не пиши ничего про меня, да?»

«А вот это и есть Рамбла, кстати. А вон артисты. Да, они так могут часами стоять в одной позе, как манекены. В этом вся фишка. Смотри, ей можно дать монетку, а она тебе даст… как это, в китайском печенье?.. судьбу, да? Ну-ка покажи. Хм-м, странное пожелание. Брось, она всем одинаковые дает».

«Пойдем здесь, покажу одно место. Нет, моя работа в другую сторону, тут недалеко. Да ничего нового, всё та же – как ты тогда сказал? – адвокат пингвинов? Ха-ха! Нет, правда, я думаю, экология это очень важно! Он тоже надо мной издевался. А я не понимаю, зачем куда-то срываться, бросать хорошую работу, ломать карьеру… Мне здесь нравится. И ему вроде нравилось. Так зачем эта новая жизнь? Кому он доказывает? Это просто сумасшествие какое-то…»

«Ну, ты другое дело. У вас там все такие, я читала. Достоевский, да? И потом, ты всё равно вернулся. Хотя я так и не поняла, почему ты и твоя девушка – в разных городах. Ты мне обязательно расскажешь когда-нибудь, да? Может, я пойму наконец, почему он…»

«Нет, не люблю и тебе не советую. Какая к черту национальная гордость?! Коррида – это позор моей страны, нечего даже и сравнивать! Вот это Пласа Реал, хотела тебе показать. Пустынно? Ха, видел бы ты ее ночью! Людей в десять раз больше, чем голубей сейчас! Вон там бар открывается, и вон там, и тут еще два. Хочешь, ночью сходим? Мы с ним вот в этом постоянно напивались, тут ликеры классные».

«Если дальше по этой, будет Готический квартал, сходи обязательно. А сейчас мы обратно на Рамблу выходим, вон уже Колумб виднеется. Знаешь, я даже иногда думаю – если бы он не уехал… А с Серхио у меня всё уже кончилось. Зато теперь пытка: у Серхио офис через дорогу от моего, и дом его там же по дороге. И я каждый день, когда иду… А вот тут мне и сворачивать. И перерыв мой уже тю-тю, надо обратно на работу. Ну ты позвони, ладно? Я тебе еще парк Гуэль покажу в четверг. А ночью пойдем напьемся у «Штопора». Напишешь ему потом, расскажешь. Только про меня не пиши ничего. Не хочу, чтобы он снова… Он ведь так и не понял, что у нас с ним была просто, ну, короткая история, да? И он, знаешь, как призрак теперь. Вроде уехал, вроде такой нереальный, а всё равно везде тут. А если еще и ты напомнишь ему…»

«Вообще не собираешься? Погоди, но вы же связь поддерживаете, да? Он же тебе написал, чтобы ты сходил на Рамблу, циркачей посмотрел. Ну вот, ты можешь теперь ответить, что сходил, он порадуется… Ты ведь ему напишешь? Напишешь, да?!»

Конечно, я пообещал. Но написал только ей. Зато «настоящее бумажное», как она просила. Physical letter, если говорить на ее забавном английском. А ему – не стал. Собирался, но потом представил, как он сидит в одной из кафешек Нью-Йорка. Какой транспорт он выбрал – тот, что возвращает, или тот, что уносит? Конечно, там есть Hard Rock Cafe. Но я пожелал ему, лично ему, второго варианта.

На побережье Коста-Брава есть один ресторанчик. Ночью, когда с пляжа сваливают даже самые последние фанаты воздушных змеев, из ресторанчика выходит на пляж черно-белый котенок. Он смотрит налево (километры песка), смотрит направо (то же самое), выбирает местечко, выкапывает ямку, делает свое дело, зарывает и уходит обратно в ресторанчик. Ни у кого на свете нет такого огромного, такого идеального туалета.

Первый раз взявшись за «правила идеального кафе», я прямо так и написал: в идеальном кафе должен быть туалет! За несколько лет ситуация изменилась в лучшую сторону. Даже питерские кафе наконец обзавелись туалетами, и некоторые довольно оригинальны: взять хоть музыкальный туалет в «Моцарте». Или туалет в «Бродячей собаке», куда я попал после церемонии вручения поэтической премии «Северная