— Слышь, вы бросьте на консумации пацанов разводить! — перекрикивая музыку, взял быка за рога Плохиш. — Короче, сколько за ночь?

— По тысяче долларов! — с готовностью выпалила первая. — И еще надо администратору заплатить.

— Иди, гуляй! — засмеялся Дергачев. — Не позорь Родину!

— Местные по две с половиной заряжают! — оправдываясь, затараторила она. — Дешевле нас все равно не найдете!

— Да мы сюда вообще-то не экономить приехали, — сухо произнес Храповицкий, болезненно морщась при взгляде на их пышные формы.

— Кыш, кыш, — замахал на них руками Дергачев. — Нам русских девок и в Москве хватает.

— А может, оставим их, — нерешительно предложил Ефим, которому в отличие от моего шефа явно нравились толстушки.

— Эх, пропадешь ты, Ефим, через свою доброту! — ехидно отозвался Храповицкий.

Ефим обеспокоенно заглянул ему в лицо, стараясь догадаться о скрытом смысле его слов.

— Да пошли они! — отмахнулся Плохиш. — Лучше негритянок наберем! Давно хотел. Точно говорю, Хенрих? Тебе же нравятся черные? Страшные такие. Здоровенные! — Он состроил зверскую рожу и показал на метр выше своей головы.

Хенрих посмотрел на него с нескрываемой опаской. Видимо, нарисованный Плохишом портрет не пробудил в нем острого влечения. В физиономии ГТлохиша и впрямь было мало соблазнительного.

Одна из девушек, видя, что дальнейшее пребывание в нашей компании не сулит ей заработков, поднялась и обиженно отошла. Другая, русоволосая и голубоглазая с круглым крестьянским лицом и мягким носом, осталась на месте.

— А ты что время теряешь? — обратился к ней Дергачев. — Иди, поищи кого-нибудь!

— Я просто так с вами побуду, можно? — спросила она с заметным северным выговором. — Я три недели только как сюда приехала. Из Пскова. Мне девчонки помогли. Думала, заработаю маленько, а ничего не получается. Я же вообще не снимаюсь. Ну, на ночь не езжу, — пояснила она смущенно. — А танцевать мне не дают. Тут у них целая очередь. Русских не пускают. Я буду тихо сидеть.

— Как тебя кличут, болезная? — насмешливо осведомился Дергачев.

— Я не болею, — испуганно ответила она. — Меня Татьяной зовут.

— Ну ладно, сиди, — великодушно разрешил Храповицкий. — Только не приставай!

— Я не буду! — обрадовалась девушка. — Только можно мне что-нибудь поесть заказать? Чипсов хотя бы! Нам, кроме чипсов, тут ничего не разрешают. Говорят, и так толстые.

— Правильно говорят, — согласился жестокосердный Храповицкий.

Плохиш между тем размахивал руками, чтобы привлечь внимание рослой темнокожей девушки с мужеподобным лицом, отиравшейся возле барной стойки. Та приблизилась тяжелой походкой и устроилась рядом с Плохишом, глядя на него довольно плотоядно.

— Какая страшная! — восхитился Плохиш. — Трубочист прямо! А рожа какая злая! Ночью шугаться буду! Слышь, Вов, а они там, в Африке, случайно, людей не жрут?

Он полез к ней под юбку, но та сильно ударила его по руке.

— Дерется-то как мужик! — продолжал Плохиш делиться с нами своими наблюдениями.

Татьяна, задетая отсутствием в Плохише патриотизма и его вниманием к столь экзотическому экземпляру, скорчила гримасу.

— Девчонки говорили, что это трансвестит, — скороговоркой наябедничала она.

— Да ну! — ахнул Плохиш, скорее заинтригованный, чем испуганный. — Хенрих, спроси-ка у нее. В натуре, ни разу не пробовал!

Хенрих перевел. Когда до девушки дошел смысл вопроса, глаза ее злобно сверкнули. Она что-то сердито затараторила.

— Во, вызверилась! — радовался Плохиш. — Да не ори, дура, я и так все понял! Шутка. Русиш культуриш. А У тебя подруга такая же есть?

Гозданкер придвинулся поближе к Храповицкому.

— Тебе здесь действительно нравится? — недоверчиво спросил он.

— Какая разница, где отдыхать? — лениво отозвался Храповицкий. — Не в номере же сидеть! А шлюхи, они везде одинаковые.

Ефим помолчал, исподволь изучая его. Я видел, что Гозданкер настроен на решительное объяснение, скорее всего, именно ради него он и согласился на эту поездку. Но весь день Храповицкий вел себя с ним ровно, с безупречным дружелюбием. Сбитый с толку, Ефим никак не мог понять, что происходит в голове у моего шефа, и сейчас явно не знал, как подступиться к разговору. Впрочем, его озабоченность помешала ему заметить, что теперь, в отсутствии губернатора, в манерах Храповицкого что-то неприметно поменялось. Он отвечал Ефиму несколько свысока, как будто скучая.

— Этот голландец и есть крупный аграрий? — вкрадчиво осведомился Ефим, пробуя воду.

Храповицкий презрительно оттопырил нижнюю губу и молча пожал плечами, предоставляя Гозданкеру понимать, как угодно.

— Честно говоря, не очень похож, — продолжал Ефим уже настойчивее. — Думаю, даже Егор в это не поверил.

— Ты же выдаешь своего родственника за крупного финансиста, — ответил Храповицкий, неожиданно обостряя разговор. — Чем же хуже мой голландец? — Он насмешливо посмотрел на Гозданкера. — Не обязательно, чтобы губернатор верил в него. Или в меня. Важнее, чтобы он верил в возможность хорошо заработать!

— Да уж, средства в свой проект вы собираетесь закачать колоссальные! — заметил Гозданкер, демонстрируя свою осведомленность. — Только на будущий год запланировано пятьдесят миллионов. Так, кажется?

— Чего мелочиться? — небрежно кивая, отозвался Храповицкий. — Воровать, так с размахом!

Ефим скривился, как от зубной боли. Мысль о том, что такой поток денег пройдет мимо его, Гозданкера, рук, была ему ножом в сердце. Храповицкий отлично видел его состояние и нарочно выражался столь откровенно, чтобы еще больше его растравить. Это была его любимая тактика в сложных переговорах: сбить противника с рационального обсуждения проблемы, довести его до взрыва и крика и хладнокровно поймать в заранее приготовленный капкан.

Гозданкер, несомненно, чувствовал, что Храповицкий гонит его в ловушку эмоций, и старался сдерживаться, хотя это давалось ему с трудом.

— А тебе не жалко Николашу? — вдруг спросил Гозданкер, делая заход с другого фланга. — Ведь ты же погубишь мальчишку такой должностью и такими деньгами. Он не готов к этому. Сломаешь ему жизнь!

— Брось, Ефим, — поморщился Храповицкий. — Не смеши меня. С каких пор тебя интересует Николаша?

Гозданкер осуждающе покачал головой.

— Что ж, я выскажусь откровенно, — медленно проговорил он, становясь серьезным. Его маневры не принесли ему успеха, и он пошел напролом.

— Надо было с этого начинать, — усмехнулся Храповицкий. — Зачем ходить вокруг да около.

Втроем мы сдвинулись на самый край дивана, чтобы нас не слышали остальные. Впрочем, они были заняты другим или, во всяком случае, старательно это изображали, видя, что два главных губернских олигарха приступили к решительному выяснению отношений.