— Ты помнишь наш последний разговор в Уральске? — начал Ефим.

Храповицкий коротко кивнул, показывая, что у него нет жалоб на память. Я заметил, что он весь подобрался. Выражение его лица было весело-злое, а глаза блестели знакомым мне охотничьим азартом.

— Я тогда предложил тебе дружбу, — продолжал Ефим, как будто с сожалением. Фраза прозвучала несколько напыщенно. За что он тут же и поплатился.

— И это ты называешь откровенным разговором? — перебил Храповицкий, удивленно поднимая брови. — Если очистить ту нашу встречу от разной словесной шелухи, то ты дал мне понять, что умрешь, но не подпустишь меня к губернатору и областным деньгам. Я правильно излагаю?

Гозданкер понял, что вновь промахнулся, но признавать это не желал. Он отпил виски из стакана перед ним.

— Володя, ты вторгся на мою территорию, — грустно проговорил он, уходя от прямого ответа. — Ты приказал Сырцову начать против нас какую-то возню от имени муниципалитета. Это раз. Ты затеял огромный проект с участием областного бюджета. Два. И ты назначил Николашу управляющим своим банком. Три. Так?

— Так точно, — потешался Храповицкий. В отличие от Гозданкера, он не собирался уклоняться и бил в лоб. — И на это все мне понадобился всего лишь месяц.

— Ты просто воспользовался преимуществом нападения! — резко возразил Ефим. Он начал терять терпение и повысил голос. — Ты рано радуешься! Не забывай, я еще ничего не предпринимал в ответ!

Вот это уже было непростительно. Нельзя так недооценивать врага, тем более если этот враг — Храповицкий.

Шеф развернулся к нему всем корпусом и молча посмотрел на него в упор долгим задумчивым взглядом. Ефим два раза моргнул, но выдержал и глаз не отвел.

— Ты забыл про свой визит в налоговую полицию, — негромко и спокойно напомнил Храповицкий.

Ефим нервно дернулся и потупился. Вызывая Храповицкого на откровенность, он начал с дурацкой лжи и был пойман за руку. Свои позиции он терял без боя.

— Значит, ты в курсе? — пробормотал он, словно про себя.

— Ну, разумеется, — хмыкнул Храповицкий.

— Что ж, тем лучше! — кивнул Гозданкер. — Значит, мы оба понимаем, к чему приведет эта война!

— Бизнес, Ефим, это всегда война, — философски заметил Храповицкий. — Кто-то выигрывает, а кто-то остается внакладе.

Ефим вновь замолчал. Кто-то дернул меня за рукав. Я обернулся. Это была Татьяна. Ее круглое лицо раскраснелось и горело возбуждением.

— Что тебе надо? — спросил я с удивлением.

— Как ты думаешь, может, мне начать сниматься? — взволнованно зашептала она, округляя глаза.

— Чего? — не понял я.

— Ну, может, мне начать ездить? — продолжала она торопливо. — А то так и буду сидеть, как дура, пока не выгонят! Я вот только что решила…

— Отстань! — раздраженно перебил я. — Не мешай! Ты что не видишь, что мы важные проблемы обсуждаем!

— А я — какие?! — обиделась она. — Я тоже важные! Да для меня, это, может, вопрос жизни и смерти! Я посоветоваться с тобой хотела…

Она готова была расплакаться.

— Ладно! — поспешно проговорил я, смягчаясь. — Давай, потом. Закажи лучше себе еще шампанского.

— Да меня уже от него тошнит! — надулась она, возвращаясь на свое место.

— Еще не поздно все остановить, — наконец выдавил из себя Гозданкер.

Храповицкий не ответил, не сводя с него глаз и ожидая продолжения.

— Я хочу, чтобы ты утихомирил Сырцова. — Гозданкер приступил к изложению своих условий. — И я хочу участвовать в этом аграрном проекте.

— А взамен? — осведомился Храповицкий с любопытством.

— А взамен я не предпринимаю никаких враждебных действий, — твердо пообещал Гозданкер.

Храповицкий, скучая, посмотрел в потолок и зевнул, даже не прикрывая рта.

— Притомился я что-то, — пробормотал он, не отвечая Гозданкеру. — Выспаться бы надо…

— Такое предложение тебя не устраивает? — с вызовом напирал Ефим.

Храповицкий вздохнул, словно окончательно уверившись в бесполезности этого разговора.

— Это несерьезно, — терпеливо возразил он. — Ты просто хочешь затянуть переговоры, чтобы обеспечить себе свободу маневра. Нож в спину легче всаживать, когда люди обнимаются. Ты не предлагаешь мне ничего существенного, а требуешь от меня многого. Мы теряем время, Ефим.

— А что я могу предложить тебе существенного?! — вскинулся Гозданкер. — Сейчас, когда ты и так… — Он осекся, спохватившись, что сболтнул лишнего. Но было уже поздно.

Из его слов недвусмысленно следовало, что теперь, когда губернатор перешел на сторону Храповицкого, у Ефима не осталось никаких преимуществ. И предлагать ему нечего. По сути, вырвавшееся у него вгорячах восклицание было признанием его поражения. Мы все это поняли.

— А если тебе нечего мне предложить, — мягко дожал его Храповицкий. — Значит, тебе следует довольствоваться малым. Ты ведь, помнится, именно к этому меня призывал, во время нашего разговора в Уральске? Вот и попробуй.

Последняя фраза добила Гозданкера. Он опустил голову и потер лоб.

— Ты понимаешь, Володя, что когда мы втянем в войну все наши ресурсы и всех наших людей, то мы уже ничего не сможем остановить?! — сразу севшим голосом выговорил он. — Что, начав здесь, с обмена колкостями, мы закончим тем, что будем убивать друг друга?! Помимо нашей воли! Это уже не будет от нас зависеть! Понимаешь ты это или нет?! — Заключительную фразу он почти выкрикнул.

Это была последняя, безнадежная попытка. Храповицкий недобро усмехнулся.

— Убивать или не убивать друг друга, Ефим, всегда будет зависеть от нашей воли, — веско ответил он. — У тебя есть другие вопросы или только риторические?

Своим видом он давал понять, что разговор закончен.

Между тем к столику Плохиша подсела уже вторая темнокожая девушка, которая была еще выше ростом, чем первая, и значительно превосходила ее в обхвате. При появлении соперницы первая проститутка стала мрачнее тучи. Ее грубые черты лица обострились. Она сверкнула глазами на товарку и что-то быстро залопотала, судя по интонации, совсем нелицеприятное. Вторая ответила коротким выразительным ругательством. Между ними разгоралась ссора.

Плохиш, ощущая себя причиной скандала двух женщин, только что не плавился от самодовольства.

— Слышь, Хенрих, ты скажи, что я не знаю, какую из них выбрать, — подзадоривал он. — А на двух у меня денег не хватает!

Темнокожие гренадерши уже вовсю кричали друг на друга. Наконец, первая не выдержала и вцепилась своей товарке в волосы. Та завизжала. Плохиш даже вскочил в восторге.

— Вот это да! — торжествовал он, приплясывая и потирая руки. — Видал, как меня бабы любят! Хенрих, скажи, обеих возьму!

Храповицкий поманил к себе худую светловолосую танцовщицу.

— Пойду я, пожалуй, — устало сказал Гозданкер. — Поздно уже.

Он начал подниматься, но тут внезапно вмешалась Татьяна. После двух бутылок шипучки, выпитых натощак, ее основательно развезло. Она метнулась к Ефиму и прильнула к его груди, едва не сбив его с ног.

— Не уходи! — воскликнула она с нетрезвой пылкостью, обнимая его. — Посиди еще!

Пораженный Ефим отпрянул и попытался освободиться.