Я почувствовал, как на меня наваливается безысходность. Я понимал, что это только первый удар, что за ним последуют другие. И что темнота будет сгущаться. И так теперь до самого конца.
И для того чтобы узнать, каким именно будет конец, не стоило ходить к гадалке. Я вспомнил безжизненное тело ее мужа на улице перед рестораном, с разбросанными руками и нелепо съехавшими очками.
Самое разумное из того, что я мог сделать — это встать и уйти. Извинившись за то, что ничем не могу ей помочь. Это было бы честно, правильно и своевременно.
Но я, конечно же, не ушел. Я не мог бросить ее одну, надменную и беспомощную, как бабочка. Вместо этого я тоже заказал себе чашку кофе.
— Почему ты в темных очках? — спросил я без всякой связи.
Она порозовела и отвернулась к окну.
— Так и знала, что ты спросишь! — буркнула она. — Не успела привести себя в порядок! С утра ношусь по городу как угорелая. Даже глаза не накрасила!
— Ты считаешь, что в сложившейся ситуации это важно? — невольно улыбнулся я.
— Конечно! — ответила она убежденно. — Я совсем не хочу, чтобы ты увидел меня страшной!
— По утрам ты тоже собираешься ходить в очках? — осведомился я.
— Наглец! — возмутилась она, но я не дал ей договорить.
Я взял ее за твердый подбородок, повернул к себе и осторожно снял с нее очки. Она не сопротивлялась, только изо всех сил зажмурила глаза. И тогда я поцеловал ее в губы.
В следующую секунду я поразился тому, что эта властная женщина, пробывшая столько лет замужем, кажется, не очень умела целоваться. Ее капризные, словно нарисованные губы оставались робкими и неподвижными.
Она смутилась, обхватила меня за шею обеими руками, спрятала лицо у меня на груди, прижалась ко мне и затихла. Я вдруг остро почувствовал ее беззащитность. И на мгновение у меня защемило сердце. Я сидел, не двигаясь, боясь ее потревожить, и думал о том, что, в конце концов, не так уж важно, где ты кончаешь свои дни. В собственном доме, старым и немощным с болью в печени. Или на тротуаре, молодым и здоровым, с пулей в сердце.
Так прошло несколько минут. Потом она отстранилась и сделала глоток остывшего кофе.
— Администрация завода давит на суд, — заговорила она прерывисто. — Наверное, уже в понедельник все мои счета будут заблокированы. Начнется опись имущества. Я с утра дала распоряжение убрать деньги. Это, конечно, капля в море! Но, боюсь, в такой спешке даже то, что есть, увести не удастся. Нельзя же в одночасье, без подготовки обналичить миллион долларов. Да и среди моих директоров больше половины — предатели. Надо что-то срочно решать с активами и недвижимостью.
Я кивнул. Хотя с трудом представлял себе, что именно можно было решить за выходные. Тем более, что из нас двоих она о своем имуществе имела представление самое смутное, а я — так вообще никакого.
— Слушай, — вдруг встрепенулась она. — А что если продать эти акции азотного завода твоему Храповицкому? Миллиона за два, а?
Я скептически покачал головой.
— Во-первых, он столько не заплатит. А во-вторых, у нас не хватит времени оформить сделку должным образом.
— Можно сделать это задним числом, — не сдавалась она.
— Он на это не пойдет, — ответил я уверенно. — В таких вопросах он в последнее время стал очень осторожным. А тут слишком большой риск.
Она помолчала.
— Значит, остается Собакин, — вздохнула она.
— Что ты придумала с Собакиным? — спросил я настороженно.
— Поехали, он сам тебе расскажет. Он уже давно ждет нас в своем офисе. — Она вскочила.
4
Неказистый офис Собакина располагался на первом этаже обычного пятиэтажного здания и занимал две комнаты. Миновав тесную приемную с ощипанной невзрачной секретаршей, мы вошли в небольшой аккуратный кабинет. Собакин тут же поднялся из-за стола.
— Что вы будете, чай или кофе? — спрашивал он, пожимая мне руку.
— Рассказывай, Илья, — поторопила Хасанова, бросаясь в неудобное дешевое кресло.
— Собственно, идея не моя, — начал Собакин. Он дождался, когда я сел и лишь после этого опустился на свое место. — Ирина позвонила мне утром и рассказала о проблемах с заводом. Я посоветовал ей срочно спасать активы. Я говорил об этом в прошлый раз, — добавил он виновато, как будто ему было неловко напоминать о своей правоте и том, что к нему не прислушались. — Одним словом, Ирина хочет оформить сделку между нашими фирмами. — Он замялся, заглянул мне в глаза и тут же отвел взгляд, словно побаиваясь. — По продаже этих самых акций. — Он вновь запнулся. — Задним числом, — закончил он с трудом, заговорщицки понизив голос.
— Да ты объясняй прямо! — нетерпеливо перебила она. — Смотри. — Она подвинулась ко мне, схватила лист бумаги, карандаш и начала чертить. — Мы хотим оформить фиктивную сделку. Как будто Федор, еще до своей смерти, продал эти акции Илье за какую-нибудь смешную цену, ну, скажем, тысяч за тридцать долларов. С отсрочкой платежа. Допустим, на месяц. Сделка оформляется соответствующим числом. На следующей неделе Илья перегоняет мне деньги. Суд их, конечно, арестует, но тут уж ничего не поделаешь. Лучше потерять малую часть, чем все. Тридцать тысяч я ему возвращаю наличными.
Акции передаются Илье и выводятся из-под удара до тех пор, пока я не найду покупателя.
— Ты хочешь подделать подпись Федора? — уточнил я.
— Вовсе нет! — возразила она. — Во всех фирмах у Федора были исполнительные директора с правом подписи. Директор фирмы, на которой числятся акции, уже сегодня утром подписал все бумаги. Осталось только поставить печати и зарегистрировать. Если ограничиться одним месяцем, то даже бухгалтерию подчищать не придется. Мы успеваем в квартальный отчет.
Я был поражен.
— Ты хоть понимаешь, что ты собираешься сделать? — спросил я, уставясь на нее.
— Ой, только не надо читать мне нотаций о том, что нехорошо обманывать завод! — отмахнулась она. — Они там воруют сотнями миллионов! А сейчас им позарез надо отнять у меня последнее!
— Да при чем тут завод! — повысил я голос. — Ты собираешь подарить акции, стоимостью в два миллиона долларов, постороннему человеку! Эта сделка не будет иметь обратной силы, ты знаешь об этом?!
— Илья — не посторонний! — запальчиво возразила она. — Мы знакомы почти десять лет!
— Прошу прощения, — вмешался Собакин. Я заметил, что когда он сидел, то всегда держал спину прямо, не откидываясь в кресле и не забрасывая ногу на ногу. — Но я вовсе не настаиваю на том, чтобы это были мои фирмы. Это вполне могут быть и ваши, или чьи-то еще. Главное, чтобы человек, которого выберет Ирина, был абсолютно надежным.
— Все надежны, пока не дашь два миллиона! — грубовато усмехнулся я. — Где только потом искать этих надежных!
Она посмотрела на меня долгим внимательным взглядом, словно изучала.
— Этого нельзя делать, — повторил я твердо.
Она упрямо тряхнула головой, встала с кресла, вплотную подошла ко мне и положила руки мне на плечи.
— Хорошо, — спокойно произнесла она, касаясь моей щеки прохладными губами. — Ты меня убедил. Я отдаю их тебе. Я тебе доверяю.
Меня словно обожгло. Я все еще не привык к мгновенным перепадам ее настроения. И растерялся. Не знаю, что меня поразило больше, ее внезапная готовность ввериться мне или отсутствие сомнений в том, что я без колебаний приму за это ответственность.