– Те, кто создает общественное мнение. Критики. Скажем, Андре д'Юссо.

Андре д'Юссо был одним из самых почитаемых во Франции художественных критиков, свирепым львом, охраняющим храм искусства, и всего одна статья могла навеки уничтожить или возвеличить художника. Д'Юссо приглашали на все вернисажи, но он посещал лишь немногие, самые известные галереи. Владельцы выставочных залов и художники трепетали в ожидании его рецензий. Д'Юссо был, кроме того, известен своим остроумием, и его словечки и меткие характеристики мгновенно распространялись по всему Парижу. Никого не ненавидели так, как Андре д'Юссо, но и уважением он пользовался огромным. И бешеные нападки и уничтожающие остроты прощались ему за безошибочные суждения, за тонкое художественное чутье.

– М-мама в своем репертуаре! – объяснил Тони Доминик. – Андре д'Юссо не ходит в т-такие галереи, мама.

– О, Тони, он должен прийти! Если он захочет, назавтра сделает тебя знаменитостью!

– Или уничтожит.

– Неужели ты так не уверен в себе? – воскликнула Кейт.

– Ну конечно уверен, – ответила Доминик, – только вряд ли месье д'Юссо захочет посетить выставку.

– Я могла бы попробовать найти друзей, которые его знают. Глаза Доминик зажглись:

– Это было бы просто потрясающе! Милый, представляешь, что будет, если он все-таки придет?

– От меня отвернутся друзья и публика.

– Серьезно, Тони, я знаю его вкус и что ему нравится. Вот увидишь, он будет в восторге от твоих работ.

– Я ничего не буду делать без твоего согласия, Тони, – вмешалась Кейт.

– Он согласится, обязательно согласится, миссис Блэкуэлл. Тони глубоко вздохнул:

– Я уж-жасно т-трушу, но какого черта! Давайте попробуем.

– Сейчас подумаю, что можно сделать. Кейт долго-долго смотрела на незаконченную картину, потом повернулась к Тони. В глазах застыла непонятная печаль.

– Сынок, завтра я улетаю. Не можем мы сегодня вместе поужинать?

– К-конечно м-мама. М-мы свободны.

Кейт повернулась к Доминик и вежливо предложила:

– Куда хотите пойти? К «Максиму» или…

– М-мы знаем в-великолепное маленькое к-кафе неподалеку отсюда, м-мам, – поспешно вмешался Тони.

Они отправились в бистро на Пляс Виктуар. Там неплохо кормили, а вино вообще было превосходным. Женщины, казалось, поладили, и Тони ужасно гордился обеими.

Для него это был лучший вечер в жизни: рядом два самых любимых существа, мать и девушка, на которой он собирается жениться.

На следующее утро Кейт позвонила из аэропорта:

– Я поговорила кое с кем, определенного ответа не получила. Но как бы то ни было, дорогой, я тобой горжусь. Твои работы великолепны, сынок. Я тебя очень люблю.

– И я т-тебя, мама.

Картины Тони, наспех развешанные в небольшом зале «Галери Герг», были готовы к показу чуть не в последнюю минуту перед началом вернисажа. На мраморной доске буфета было расставлено несколько тарелок с ломтиками сыра и печеньем и бутылка шабли. Но пока еще в галерее находились только Антон Герг, Тони, Доминик и молодая помощница Герга, трудившаяся над последней картиной.

Антон Герг глянул на часы:

– Приглашения посланы на семь часов. Публика вот-вот появится.

Тони все время уговаривал себя не волноваться. «Какое тут волнение, – думал он. Я – просто умираю от страха!»

– Что если никто не придет? – спросил он вслух. – То есть вообще напрочь, ни одна собака не покажется? Доминик, улыбнувшись, погладила его по щеке:

– Значит, сами съедим весь сыр и выпьем вино! Но Тони беспокоился зря. Зрители приходили. Сначала по одному, потом целыми группами. Месье Герг стоял у двери, радостно приветствуя каждого. Тони мрачно заметил про себя, что на покупателей они не похожи, и мысленно разделил публику на три категории: художники и студенты, посещавшие каждую выставку, чтобы быть в курсе дел, агенты по продаже картин, тоже бывавшие на всех вернисажах, чтобы потом распространять уничтожающие сплетни о начинающих художниках, и толпа псевдолюбителей искусства, состоящая в основном из гомосексуалистов и лесбиянок, почти все время отирающихся в мире богемы. Он решил было, что вряд ли удастся продать хоть одну работу, но тут заметил, что месье Герг делает ему знаки.

– Не хочу я ни с кем здесь говорить, – прошептал Тони стоявшей рядом Доминик. – Они пришли, чтобы вдоволь поиздеваться надо мной.

– Глупости. Просто хотят познакомиться. Иди и постарайся понравиться, Тони. Покажи, что умеешь быть милым и очаровательным.

И Тони старался. Он пожимал руки, улыбался, бормотал вежливые фразы в ответ на комплименты. Но были ли эти по хвалы искренними? За много лет в аристократических кругах уже выработались особые выражения, в которых было принято оценивать работы неизвестных художников:

– У вас так развито чувство прекрасного…

– Никогда не видел такой манеры…

– Вот эта картина – нечто особенное!…

– Моей душе близок такой стиль…

– Лучше нарисовать просто нельзя…

Народу все прибывало. Интересно, что привлекает их: картины или возможность выпить вина за чужой счет? Пока еще ничего не было продано, но тарелки и бутылки почти опустели.

– Терпение, – прошептал Герг. – Им нравится. Просто сначала они притворяются безразличными, но потом всегда возвращаются. Вот увидишь, скоро спросят о цене, а когда захлопнут наживку – р-раз! И рыбка на крючке.

– Можно подумать, я здесь на рыбалке! – пожаловался Тони Доминик.

Но тут вновь подошел месье Герг.

– Одна продана! – взволнованно объявил он, – Нормандский пейзаж! Пятьсот франков!

Эту минуту Тони запомнил на всю жизнь! Кто-то купил его работу! Кому-то она так понравилась, что он не пожалел денег и теперь повесит картину в доме или офисе, будет смотреть на нее, показывать друзьям. Маленький кусочек бессмертия… Все равно что прожить не одну жизнь, находиться одновременно в нескольких местах. Известный художник жил в сотнях домов и зданий, доставляя радость сотням, тысячам людей.

Тони на мгновение почувствовал себя равным Леонардо да Винчи, Микеланджело и Рембрандту. Он больше не дилетант, он стал профессионалом. Кто-то заплатил деньги за его труд.

Доминик, с блестящими от возбуждения глазами, пробиралась через толпу:

– Только что продана еще одна, Тони.

– Какая?

– Натюрморт с цветами.

В маленькой галерее, заполненной людьми, стоял гул голосов, слышалось звяканье стаканов, стук блюд. Неожиданно стало тихо. Глаза присутствующих были прикованы к двери. На пороге стоял Андре д'Юссо, высокий, немолодой мужчина с характерным львиным лицом и гривой белоснежных волос, в развевающемся плаще с капюшоном и широкополой шляпе; позади теснилась обычная свита прихлебателей. Толпа почтительно расступилась. Здесь каждый знал, кто такой д'Юссо. Доминик, стиснув руку Тони, прошептала:

– Он пришел! Он здесь!

Месье Герг никогда еще не удостаивался подобной чести и вне себя от восторга кланялся, расшаркивался перед великим человеком, не зная, как угодить.

– Месье д'Юссо! Какая радость! Счастлив, что почтили своим присутствием! Могу ли я предложить вам