представительного вида.
– Может быть, кто-нибудь из вас скажет мне, что происходит? – спросила она в отчаянии.
Один за другим специалисты важно излагали свои выводы. Вне всяких сомнений, она в положении. Все уже подготовлено для необходимого обследования, хотя, по общему согласию, она определенно здорова и не должна испытывать затруднений при вынашивании ребенка. Разумеется, мистер Толбот уже в курсе событий. К сожалению, он не смог остаться в госпитале, чтобы поговорить с супругой, так как вынужден был отлучиться по срочному делу. Тем не менее он подписал необходимые бумаги, дающие медицинскому персоналу полное право принимать все нужные меры.
«Да, он это сделал…»
– Как это могло случиться? – спросила Роза.
Все так и застыли с широко раскрытыми глазами: смущенное молчание повисло в палате.
– Я применяла меры предосторожности. Я хочу знать, почему они не подействовали!
– Миссис Толбот, ни один метод контрацепции не совершенен, – ответил один из врачей. – Кроме того, как мы понимаем, мистер Толбот и вы хотели иметь детей.
– Это вы с ним так понимаете. Но не я! Я хочу видеть того молодого доктора!
Шарканье ног, тихое перешептывание.
– Кого вы имеете в виду, миссис Толбот?
– Молодой, светлые волосы, чуть лысоватый. На нем были очки без оправы.
– Молодой Симмонс, – предположил чей-то голос.
– Отличный врач, – произнес один из старцев. – Но он работает у нас всего два года. Уверяю вас, все присутствующие в этой комнате сделают для вас все, что в их силах.
– Тогда для начала приведите сюда этого Симмонса! Иначе я сама встану, выйду отсюда и найду его!
Несколькими минутами позже в палату заглянул молодой человек, явно встревоженный.
– Вы обо мне спрашивали, миссис Толбот? Роза, полулежа в кровати, сделала ему знак войти.
– Как вас зовут?
– Бартоломью Симмонс, миссис Толбот.
– Расскажите о себе.
Склонность Симмонса перескакивать через слова не умаляла его превосходной профессиональной подготовки. Ему было двадцать восемь лет, он был лучшим из выпуска Гарвардской медицинской школы, был женат и имел двоих детей.
– Я хочу, чтобы вы наблюдали меня, – сказала ему Роза.
Симмонс изумленно посмотрел на нее.
– Благодарю вас за такую честь, миссис Толбот, но, я думаю, лечащие врачи не согласятся…
– Вы плохой врач?
– Конечно, нет!
– Тогда вопрос решен.
– Миссис Толбот, – медленно спросил Симмонс, – не угодно ли вам будет сказать, почему вам нужна именно моя помощь?
Роза смотрела ему прямо в глаза, по голос выдавал ее.
– С тех пор, как я стала взрослой, мне приходилось иметь дело с такими врачами, как эти ваши консультанты, которые осматривали и ощупывали меня. Все они смотрят на тело женщины или как на какое-то неудобство, или как на тайну, загадку, которую только они могут разгадать. Они едва скрывают презрение к женскому полу, а ведь мы-то и приносим им доход! Они не терпят никаких возражений от пациенток, требуют, чтобы их указания выполнялись беспрекословно, и любят ободрять мужа, забывая о будущей матери.
Роза помолчала секунду и продолжала, уже без гнева в голосе:
– Я не жду многого от мужа, Симмонс. Вы, кажется, добрый человек. Думаю, вы помогали вашей жене при родах. Я очень хочу вам верить, потому что у меня на самом деле больше никого нет, никого, кто… рассказал бы мне, что со мной и что нужно делать.
Симмонс склонился и легонько похлопал Розу по руке. Не было больше властной молодой особы; перед ним сидела испуганная будущая мать, еще не освоившаяся в своем новом положении. Он почувствовал в ней скрытую, тлеющую обиду, которая весьма его встревожила.
– Для меня было бы большой честью быть вашим врачом, миссис Толбот, – мягко сказал он. – А теперь, будьте так добры, откиньтесь назад, и я осмотрю вас. Позже мы поговорим о диете и специальных упражнениях.
– Что угодно, только не плавание, – сказала Роза. – Ненавижу плавать. – И добавила: – Будет намного удобнее, если вы будете называть меня Розой. И простите, что меня тогда на вас вырвало…
Розе нелегко было смириться со своей беременностью. Лишь роковой поворот судьбы, казалось ей, повинен в том, что она попала в ловушку, хотя была с Саймоном всего раз или два. Ей было ясно: Саймон воспользуется ее положением, чтобы отстранить ее от дел компании.
Правда, беременность принесла с собой и спасительный покой: теперь Саймон совершенно перестал интересоваться ею как женщиной. Ласки и приставания прекратились. Он создал себе жизнь, в которой