собой из Риги в 1957 году, когда она сбежала в Швецию, в Ставангер.

– Поначалу, инспектор, я не заметил ничего необычного, – рассказывал Бене. – Здесь, на Сен-Габриэль, про убийства и не слыхивали. Район у нас бедный, но приличный. Честные работяги да пенсионеры, вроде нас с Фабиолой. Вы когда-нибудь видели нас на арене, а, инспектор?

– Увы, нет, – вежливо ответил Фошон.

– Ну, неважно. Я был очень неплох, можете поверить мне на слово. А вот Фабиола была настоящей звездой! Грация храмовой одалиски…

– И что же вы увидели потом? – спросил инспектор.

– Ну, сперва я услыхал крики. Не то чтобы особенно испуганные. Просто обычная уличная ссора. То есть это я поначалу так подумал.

– Расскажи про лошадь, – вставила Фабиола. Голос у нее был звонкий и нежный.

– Лошадь тут ни при чем, – возразил Бене, похлопав ее по руке. – Понимаете, инспектор, мы услышали крики, затем увидели бегущих людей, а потом по улице проскакала лошадь. Ну, мы, естественно, решили, что весь этот шум из-за лошади. Только потом мы узнали, что это Шарнапп, старьевщик, который живет на рю Сен-Габриэль и держит свою лошадь в маленьком тупичке – тупичок называется Фуржерель, – так вот, этот Шарнапп только распряг лошадь и собрался завести ее в стойло, вычистить, накормить, поговорить с нею – я и сам к нему туда захожу временами, в лошадях, знаете ли, есть что-то такое успокаивающее, особенно для человека, который всю жизнь провел на арене, рядом с животными. Так вот, эта самая лошадь пронеслась мимо нас, дико кося глазами, потому что ее зацепило машиной. Машина вылетела из-за угла, развернулась на двух колесах, ударила беднягу Шарнаппа правым крылом в спину и отшвырнула его на каменную стену. А перед тем эта машина врезалась в толпу – сам-то я этого не видел, но она сбила мадам Совье, что содержит магазин готового платья в конце квартала, и еще двух человек, которых я не знаю. Мне говорили, что они останутся живы, инспектор, и я этому очень рад. Настоящий кошмар: люди кричат, а троих из них сбила машина, которая гналась за человеком в соломенной шляпе. В соломенной шляпе с блестящей зеленой лентой. Странно, какие мелочи замечает глаз в такие минуты. Я достаточно отчетливо разглядел этого человека – я его пару раз встречал. Но как его зовут, не знаю. Он не из нашего района. По-моему, иностранец.

– Понимаете, машина гналась за ним! – сказала Фабиола. – Сперва одна, «Пежо», а потом еще другая, такая маленькая немецкая легковушка. Как она называется, Андре?

– «Порш», – сказал Бене. – Девятьсот одиннадцатая. Они приметные. И скорость у них будь здоров! Наверно, когда тебя давит такая машина, это особенно жутко.

– «Порш» его не задавил, – заметила Фабиола.

– Зато ведь как старался! Но ты права, «Порш» его не задавил. Тот человек вышел из кафе «Аржан» на площади Сен-Габриэль, и тут-то на него и налетели эти машины. Он нырнул в канаву. Должно быть, плечо ушиб, потому что упал с размаху на булыжники, зато жизнь спас. Правда, ненадолго. Он, наверно, просто не успел подумать, что могут быть еще машины.

– Она примчалась с противоположной стороны, – сказала Фабиола. – Большая такая.

– По-моему, триста пятидесятый «Мерседес», – сказал Бене. – Водитель, наверно, видел, как тот человек нырнул под стоящий автомобиль, и поэтому направил свой «Мерседес» прямо туда. Он ехал, наверно, со скоростью километров сорок, и врезался в стоящий автомобиль. Не помню, какой марки – «Опель», по-моему. «Опель» от удара вылетел на тротуар, а человек в соломенной шляпе остался лежать на мостовой, точно черепаха, с которой содрали панцирь. Кстати, шляпа с него уже слетела. Когда он под машину прятался.

– Белокурый, в кожаной куртке – похоже, довольно дорогой, – вставила Фабиола.

– Несколько секунд он лежал, приходил в себя. Потом, наверно, увидел, как первая машина, «Порш», развернулась, потому что вскочил на ноги и бросился бежать. И все бросились бежать. Там было человек десять. Кое-кто вышел из кафе, посмотреть, в чем дело. Эти две машины погнались за ними. А потом, не помню уже как, машины оказались на площади Сен-Габриэль.

– Они выехали на тротуар, когда преследовали того, белокурого, – сказала Фабиола.

– Вы ведь знаете эту площадь, инспектор? Там еще посредине кафе, а рядом газетный киоск. Так вот, машины принялись кружить по площади, а на самой площади находится скверик со скамеечками. Так себе скверик, всего несколько платанов. И автобусная остановка. Тот человек туда и забежал. На площади были еще люди, но машины не обратили на них никакого внимания. Они попросту сбивали их с ног, потому что старались добраться до того, белокурого. Прямо как ковбои, пытающиеся отделить одну корову от стада! Знаете, как в кино показывают. Они гонялись за ним, а он убегал, петляя между скамейками. А они неслись напролом и здорово покорежили машины. Но белокурый не терял мужества. Он попетлял между скамейками, а потом улучил минуту и попытался удрать через бульвар. Тут-то они его и достали!

В это время подошел жандарм, отдал честь инспектору и сказал:

– Вот, сэр. Я нашел эту штуку в кармане куртки убитого.

И передал Фошону записную книжечку в кожаном переплете.

– Пригодится, – кивнул Фошон, убирая книжечку в карман.

– И вот это, – продолжал жандарм. – Убитый держал ее в руке.

Он протянул Фошону маленькую зеленую бутылочку из чего-то, похожего на нефрит.

– А, Хоб! Рад вас видеть.

Фошон, как всегда, был одет безупречно и старомодно. Круглое лицо инспектора выражало абсолютную серьезность. Тонкая нижняя губа говорила о сдержанности, полная нижняя – о страстности, а может, о пристрастии к обжорству. Маленькие карие глаза были проницательными и, казалось, светились изнутри.

– Не могли бы вы опознать одного человека? – спросил инспектор.

– А почему я?

– Потому что он иностранец и, похоже, живет на Ибице.

– С чего вы взяли?

– Что он иностранец? У нас есть его паспорт. Он англичанин. А что до Ибицы – у него с собой была соломенная сумка с вышитой надписью «ИБИЦА». А на шее у него был платок – похоже, испанский. И рубашка тоже испанская.

– Между прочим, на Ибицу каждый год приезжает не меньше миллиона туристов.

– Возможно, он постоянный тамошний житель, как и вы.

– Там тысячи жителей, инспектор, и большую часть из них я не имею удовольствия знать. Ладно, если хотите, могу взглянуть.

– Был бы вам очень признателен.

– Что у вас тут, дорожное происшествие? – спросил Хоб, только теперь заметив поспешно устанавливаемое полицейское заграждение. – Послушайте, если это не особенно важно – можно, я не буду на это смотреть? Сегодня вечером мне полагалось готовить чили, а если я правильно понимаю, то, что находится в этой «Скорой», совершенно испортит мне аппетит!

– Я думаю, Хоб, что для частного детектива вы слишком брезгливо относитесь к крови, – заметил Фошон. Инспектор говорил по-английски очень правильно, без малейшего акцента и весьма образно, но все-таки сразу было заметно, что он иностранец.

– Может, вам покажется странным, – ответил Хоб, – однако даже американским частным детективам не слишком-то нравится бродить по колено в крови.

– «По колено в крови»… – задумчиво повторил Фошон. – Красиво сказано! Словно у Шекспира. Ладно, все равно. Идемте, Хоб. Это действительно важно.

Труп перенесли на тротуар и накрыли зеленым брезентом. Рядом стояли двое полицейских с дубинками на поясе. Начинало накрапывать. На брезенте бисером блестели капельки влаги. В воздухе висела вонь солярки и бензина. Сгущался туман, дождь с каждой минутой становился сильнее. Фошон постоял, раскачиваясь на каблуках, потом наклонился и выверенным жестом отвернул брезент.

Труп принадлежал белокурому мужчине лет тридцати пяти – сорока. Белая рубашка без галстука, грудь заляпана грязью и кровью. Желтовато-коричневые брюки, белые кроссовки. На шее – толстая золотая цепочка. Хоб наклонился, чтобы получше рассмотреть ее. На цепочке висела золотая монета с дырочкой. На