чудесный сад.

– Полагаю, вы знаете, что делаете, – с сомнением произнес Торнтон. – Когда мы встречаемся?

– Скажем, в семь тридцать вечера в ресторане «Кастельон». Это в квартале от нашего отеля.

– Что он здесь делает? – спросил Торнтон.

– Вероятно, то же самое, что делаем здесь мы, – ответил Дэйн.

– Возможно ли арестовать его?

– Между США и Санта-Катариной нет соглашения о выдаче преступников.

– Но что мы можем сделать?

– Мы закажем ужин, – отозвался Дэйн и приступил к делу, проявляя неплохие познания в испанском языке.

Позже, в номере Эстеллы, они свели воедино всю полученную ими информацию. Эстелла выяснила, что «Гелиос» заходил в Санта-Катарину два дня назад всего на несколько часов, чтобы взять пресную воду и продовольствие. Никто не знал, куда он направился отсюда, хотя кое-кто полагал, что в Пуэрто-Баррьос, в Гватемалу. Поделившаяся с Эстеллой этими сплетнями жена рыбака обещала сообщить, если «Гелиос» вернется или дойдут какие-нибудь слухи о нем. От нее же Эстелла узнала много других портовых сплетен: о том, что Куба готовит нападение на Гаити; о том, что банда в двести тяжеловооруженных мятежников вторглась в Никарагуа из Гондураса; о том, что таинственный самолет атаковал с воздуха Сантьяго-де-Куба; о том, что на мексиканско-гватемальской границе, поблизости от Сан-Фелипе, в Кампече произошла вооруженная стычка. Ничего интересного касательно Доминиканской Республики и совсем ничего о Синей дивизии.

– Так что мы по-прежнему не знаем, куда направляется оружие, – сделал вывод Торнтон.

Дэйн покачал головой:

– Кажется, это один из наиболее тщательно охраняемых секретов в этой части света. При обычном развитии событий можно было бы ожидать, что кто-нибудь сообщит нам что-либо сегодня ночью или завтра. Но поскольку Стиччини в порту, то я не могу быть в этом уверен.

– И что теперь? – спросила Эстелла.

– Я собираюсь послать несколько телеграмм. А потом пойду погулять. Думаю, будет лучше, если вы и мистер Торнтон останетесь где-нибудь поблизости от отеля. Все, что нам сейчас остается, это ждать.

Дэйн ушел. Торнтон пригласил Эстеллу зайти в бар отеля, но она отказалась. Она провела большую часть дня, распивая вино вместе с женой рыбака.

– И вы собираетесь продолжать работу в этом же направлении? – спросил ее Торнтон.

– Нет, конечно. Это работа для профессионалов, таких, как мистер Дэйн.

– А разве вы не профессионал?

– В этом смысле – нет. Я взялась выполнять работу на благо своей страны, и я пытаюсь работать как можно успешнее. Когда все это закончится, я вернусь к своей постоянной работе.

– А что это за постоянная работа?

– Исследователь в Консультативном комитете при представительстве Соединенных Штатов. Эта работа так же скучна, как ее название. Но собрания комитета часто проходят в Нью-Йорке, и это очень радует меня. Я хотела бы жить в Нью-Йорке.

– Я тоже, – отозвался Торнтон. – Эстелла, как вы впутались во все это?

– Я оказалась в нужном месте в нужное время. Вот так просто. А вы, Билл? Куда вы направитесь после того, как вся эта суета закончится?

– Не знаю, – ответил Торнтон. – Вероятно, снова в Индию.

– Звучит заманчиво.

Торнтону снова представилась череда номеров в отелях, протянувшаяся в неопределенное будущее. Снаружи доносились удары барабана и гудки автомобилей.

– Удивительно, насколько скучным это может стать. Я хотел бы проводить больше времени в Штатах.

– А разве вы этого не можете?

– На самом деле не знаю, – сказал Торнтон. Оба умолкли. Эстелла сидела, сложив руки на коленях, ее гладкие черные волосы были зачесаны за уши. Торнтон чувствовал себя неловко. Он закурил, пытаясь сообразить, что же все-таки не так.

– Может быть, спустимся выпить кофе? – предложил он.

– Мне не хочется. Я очень устала, Билл.

Торнтон кивнул в знак того, что он тоже устал. Эстелла проводила его до двери номера. Торнтон, по- прежнему испытывая неловкость, повернулся и положил руки ей на плечи.

– Я хотел бы, чтобы вы не принимали в этом участия, – сказал он. – Стиччини здесь, и это может оказаться опасным.

– Для участия в этом деле у меня больше причин, чем у вас.

– Полагаю, это так. – Ему не хотелось отпускать ее. Она была обута в туфли без каблуков, и Торнтон только теперь осознал, насколько она ниже его. Из открытого окна донесся хриплый вой трубы, перекрывший даже барабанную дробь. Вентилятор скрипнул, и Торнтон вдруг ощутил, что ладони у него вспотели. Он выпустил ее плечи и отступил на шаг.

– Увидимся утром, – сказал он. Эстелла кивнула, и он ушел.

У себя в номере он лег на кровать, не раздеваясь, и закинул руки за голову. Он прислушивался. Сквозь тоненькую перегородку до него доносились шаги Эстеллы – она расхаживала по комнате. Он слышал, как щелкнул замок в двери ее номера. Чуть погодя он расслышал шорох одежды, а потом – скрип кровати.

Он закурил, не зажигая света. По лицу катился пот, мысли были обрывочны и беспокойны. Он не мог прекратить думать о ней и не мог прекратить попытки избавиться от этих мыслей. Перед его внутренним зрением все время возникал образ Эстеллы, прекрасной и чувственной. Вот она медленно расстегивает блузку в горошек, вот она снимает шелковую юбку…

Если бы знать заранее, что ему предстоит, он захватил бы с собой снотворное.

Восемь часов сна и ясное солнечное утро вернули Торнтону спокойствие духа. Он сказал сам себе, что накануне был слишком взвинчен, но теперь это позади. Важно сохранять рассудок, и тогда лихорадка минет своим чередом. Некоторые способны на это, хотя Торнтон никогда не причислял себя к ним. Со времени развода с Джанет все его романы стремительно вспыхивали, подобно фейерверку, и так же внезапно угасали, словно раскаленное железо, брошенное в ледяную воду.

Беда была в том, что он вовсе не был донжуаном. Но и роль осторожного холостяка его не устраивала. Он жаждал дружбы и взаимопонимания; он хотел домашнего уюта и чувства защищенности.