– А это тебя тревожит?
– Конечно, нет. Но я не понимаю, почему вся слава должна достаться этому капитану Родригесу. Он просто выполнял приказ. Он на самом деле и не принимал почти никакого участия во всем этом деле.
– Забудь, – посоветовал ей Торнтон. – Он спас нам жизнь.
– Знаю. Он теперь герой. Но газеты должны были рассказать обо всем открыто. Как ты думаешь, что теперь будет?
– Ну, Кларрису, наверное, позволят тихо уйти на пенсию. Генерал Мендоса пойдет под суд. Уж обвинений против него хватает: и контрабанда, и революционная деятельность. Лет десять или пятнадцать тюрьмы ему обеспечено.
– И это все?
– Боюсь, что так.
– А разве он не пытался совершить убийство?
– Я так не думаю, – ответил Торнтон. – Полагаю, что, когда человек возглавляет армию, это не называют убийством.
– Все это очень нечестно, – сказала Эстелла. – А мистер Куалилья? Как поступят с ним?
– Думаю, никак. В чем его можно обвинить?
Эстелла горько вздохнула:
– Это самая нечестная вещь из всех. А мистер Дэйн ничего не может с ним сделать?
– Кажется, Дэйн этим совершенно не интересовался. Он сказал, что всегда остаются оборванные концы. И перед отъездом он пожелал нам счастья.
– Наверное, он сейчас уже в Вашингтоне, – сказала Эстелла.
– Наверное.
На миг Торнтону вспомнился Дэйн, каким он был в международном аэропорту Майами – высокий, спокойный, он пытался выглядеть точно так же, как сотни других пассажиров, но это ему не удавалось. Теперь, когда все было позади, Дэйн чувствовал себя немного неловко и потому держался натянуто и холодно. Его часть работы была закончена, его не интересовали подробности, он не хотел рассуждать о том, что могло бы быть, если бы…
На прощание Дэйн сказал:
– Все было бы гораздо проще, если бы этот осел Родригес в точности выполнил приказ. Ему было приказано отправляться прямо на Куэвру, но он решил сперва поохотиться на «Либерио». Ну что ж… Счастья вам, Торнтон. Она чудесная девушка. Счастья вам обоим.
Дэйн небрежно пожал руку Торнтона, как будто прощался с малознакомым человеком. А потом пошел к самолету.
