– Риск, конечно, есть. Но я сменил идентификатор. А когда мы найдем Виртуоза, я надеюсь, он сам позаботится о шифровании трафика.
Она помнила Виртуоза, хотя их встреча была мимолетной и неприятной. Они видели друг друга всего пару минут в следственном изоляторе, куда Сова приходила каждый день, пока там под арестом держали Командора. Сова исподтишка взглянула на Командора. Нет, кажется, его уже не тревожили воспоминания тех лет.
Это был их обычный рейс. Обычный рейс, обычный груз – оборудование для сейсмологической экспедиции, изучавшей поведение вулканов на планете с пониженной силой тяжести. Планета не имела даже названия, только кадастровый номер– С-10795. Номер, которого вот уже семь лет нет ни в одном реестре или справочнике, но который наизусть помнили и она, и Командор, и Верховный суд Земли, и Федеральная полиция.
Плохо иметь хорошую память...
– Стреляйте по ногам!
Этот крик обжег ее как хлыст. До этого момента Сове никак не удавалось осознать всю серьезность происходившего вокруг: люди в пятнистых маскировочных комбинезонах, стрельба, бластеры... Сова даже никогда не видела, как стреляет такое оружие.
– Стреляйте по ногам!
Она много чего не видела до того дня. Например, как взрываются планеты. Командор увел корабль из системы без ее расчетов – Сова не в силах была оторваться от иллюминатора, вглядываясь почти ослепшими после вспышки глазами в пустоту открытого пространства. Но когда она, наконец, смогла заставить себя разжать пальцы на поручне, в который вцепилась мертвой хваткой, на нее вдруг снизошла странная эмоциональная бесчувственность. Все последующие события: допросы и следствие, суд и газетную шумиху вокруг гибели сейсмологической экспедиции Сова перенесла без единого срыва.
Судебный процесс измотал всех. Командор на скамье подсудимых был непохож на самого себя и казался чужим. Что с ним делать, не знал до конца никто: то ли судить за то, что оставил людей в опасности на поверхности планеты, то ли награждать за то, что ему удалось спасти хотя бы некоторых. Кроме путаных свидетельских показаний спасшихся членов экспедиции и двух человек экипажа грузового борта никаких доказательств нападения больше не было. Следственной группе нечего было делать в далекой системе. Взорвавшаяся или взорванная планета похоронила все улики в большом газовом облаке, оставшемся на ее орбите. Обвинение не могло ничего доказать, защите нечего было опровергать. Весь смысл судебного разбирательства заключался только в одном: раз погибли люди – суд должен быть. И кто-то должен при этом сидеть на скамье подсудимых. После этого процесса она уже никогда не чувствовала себя ровесницей Командора, будто за эти несколько месяцев в следственном изоляторе он прожил какую-то скрытую, более долгую, чем у нее, жизнь.
Она ходила в изолятор каждый день. Они встречались в комнате для свиданий, садились друг против друга и молчали. Говорить не хотелось. Если бы ей позволили, она с радостью села бы рядом на ту же скамью, но Сова проходила по делу лишь в качестве свидетеля, и поэтому ей разрешалось раз в день, в течение получаса, посидеть рядом с Командором, но по другую сторону изоляционного поля. Отпущенное время истекало, Сова вставала, говорила: «До завтра» – и уходила, чтобы вернуться на следующий день в то же время.
Именно тогда Командор неожиданно попросил ее зайти по одному адресу и передать всего три слова. Вернее, три числа.
– Что случилось? – встревоженно спросила она.
– Это не у меня, – ответил он. – Просто хочу помочь одному человеку.
Она не знала даже имени того, кому помогала. Впрочем, ей было абсолютно все равно: предложи ей тогда кто-нибудь поучаствовать в диверсии против правительства Земли, она бы согласилась. Спустя неделю, когда полчаса истекли, и Командору пора было уходить, он вдруг попросил ее задержаться: на смену ему вели на свидание худого длинноносого верзилу. Верзила пристально посмотрел на Сову и коротко кивнул. Видимо, так выражалась его благодарность за оказанную услугу.
Сова сменила Командора за компьютером и продолжила поиск. Бесконечная череда лиц – глаз, носов, лбов, бровей, подбородков – совершенно лишила Сову способности к узнаванию, и даже зеркало, наверное, произвело бы на нее сейчас впечатление первого знакомства. Через полчаса безрезультатных поисков она щелкала клавишей уже без всякой надежды на успех.
– Стоп! – неожиданно остановил ее Командор. – Вот он.
Сова внимательно вгляделась в фотографию человека на мониторе. Усталому мозгу требовалось время на опознание.
– Да, – согласилась она, – это действительно он. Я его помню.
Она послала вызов, затаив дыхание в ожидании ответа абонента.
– Здравствуй, Виртуоз!
Тощая изможденная физиономия ее собеседника не выражала ни удивления, ни приветливости.
– Хай, – равнодушно бросил он, почесывая свой длинный крючковатый нос.
– Ты мне нужен, Виртуоз, – сообщила ему Сова.
– Н-да? – он бросил чесать нос и так же равнодушно стал почесывать левую бровь. – Не имею чести знать тебя, девочка.
– Имеешь, имеешь, – заверила она его. – Только не имеешь совести помнить.
– Да ну?
– Пять лет назад, – намекнула она.
– Пять лет назад я сидел в тюрьме, девочка. Вряд ли мы с тобой могли там встречаться, судя по невинности твоей физиономии.
– Еще не в тюрьме, – уточнила Сова. – В следственном изоляторе, если соблюдать хронологию.
