огнестрельного оружия – четырехзарядных барабанных пистолетов (револьверов), заряжающиеся необычными пулями, вставленными в маленькие медные цилиндры, где внутри находился порох, а в торце капсуль, воспламеняющийся от удара бойка. По размерам они были ближе к пуфферам – пистолетам для стрельбы в упор, но имели поражающую способность в два раза дальше, чем длинноствольные кавалерийские пистолеты. К тому же, как легко и просто их было заряжать, вытащить отработанные и впихнуть новые пули с гильзами в барабан. Непрерывность и скорострельность стрельбы значительно возрастало. Никакое сравнение с изобретенными еще в XVI веке дорогими и громоздкими револьверами с кремниевыми замками.
Отец Эрик, пресекая неизбежные вопросы, сказал, что данные образцы оружия изготовлены в штучных экземплярах, и что они известны двум-трем оружейникам в мире, даже сам король Франции не знает о таком. В связи с этим он взял с бойцов клятву молчать о том, что они держали в руках, а после завершения миссии сдать все лично Мастеру, и больше эти сабли и пистолеты никто не увидит, по крайней мере, в ближайшие сто лет.
– Приоритет массового производства такого эффективного оружия нельзя в наше время позволить ни одному государству, – объяснял монах, – этот секрет слишком опасен для других стран, и для их армий, и для народов. Надеюсь, вы все понимаете почему.
Разъяснения помощника мэтра успокоили иностранных подданных, они все поняли правильно.
В дверь каретной мастерской городка Шавель поздно вечером настойчиво постучал человек, закутанный в теплый плащ. Дверь через несколько минут открыл рослый парень лет двадцати с заспанным лицом. Держа в руке зажженную лампу, он с подозрением разглядывал незнакомца, прячущего лицо под капюшоном.
– Чего вам надо, сударь?
– Я хочу увидеть папашу Пьера по срочному делу, – негромко произнес человек и немного раздвинул на груди плащ, показывая висящий на золотой цепочке медальон.
Детина встрепенулся, и остатки сна исчезли в его оживившихся глазах.
– Проходите, сударь, – засуетился он, пропуская гостя в жилое помещение при мастерской. – Подождите здесь, за столом, я сейчас позову папашу Пьера и, если не возражаете, принесу вам ужин.
Незнакомец молча сел за дубовый стол и застыл, словно изваяние. Минуты через три послышались шаги, и в комнату вошел мужчина с седыми усами неопределенных лет, в чертах его лица при внимательном изучении проглядывало что-то восточное, азиатское. За ним шел парень с полной корзиной еды.
Пьер, сложив ладони на уровне груди, с почтением поклонился гостю. Слуга быстро расставил на столе посуду, выложил из корзины вино, хлеб, сыр и жареную курицу, затем, по знаку хозяина, удалился.
– Приветствую вас, господин Хранитель, – еще раз поклонился Пьер. – Не желаете ли перекусить?
– Вы тоже садитесь, – кивнул гость и, расстегнув плащ, под которым виднелась форма офицера королевской гвардии, с удовольствием принялся за еду. Папаша Пьер терпеливо ждал, пока гость насытится и подливал ему вино.
– Смею спросить, где вы, монсеньор, ставили экипаж? – не удержался он от вопроса.
– Не бойтесь, Пьер, – усмехнулся гость и, вынув из кармана камзола тонкий батистовый платок, вытер жирные губы. – Я пришел сюда пешком, а мой слуга с лошадьми ждет на постоялом дворе. Не надо учить меня осторожности.
– Что вы, что вы, господин Хранитель, – запричитал, всплеснув руками, папаша Пьер, – разве я смею…
– Ладно, поговорим о деле, – твердо чеканя слова, произнес гость. – В знакомом нам овраге скоро сойдет снег, а место тайника почти раскрыто. Наш жадный до чужого добра король пока не перероет весь овраг, не успокоится. К тому же, гибель мушкетеров он тоже не простит. Вследствие всех этих причин Совет Хранителей решил перевезти сокровища в другое место. Через неделю в Алантсоне должны быть готовы лошади и повозки, это ваша забота, папаша Пьер. И передайте приказ Совета всем стражам, чтобы они были наготове. И еще: дайте задание всем своим людям, обращать особое внимание на всех вновь прибывших и остановившихся в Алантсоне в эти дни, особенно, если это будет группа людей. Пусть раскроют свои глаза и уши. Если заметите опасность, устраняйте ее, но тихо и спокойно. Я прибуду туда за день до назначенного срока.
Папаша Пьер, боясь шевельнуться, внимал его словам, и с готовностью на лице, поклонился:
– Все будет исполнено, господин Хранитель.
Он проводил хранителя сокровищ до дверей и тот растворился в ночи. Папаша Пьер долго стоял в темноте, внимательно вслушиваясь в каждый звук на улицах спящего городка. Но шагов недавнего гостя не уловил, словно тот улетел на крыльях. Папаша Пьер одобрительно улыбнулся и зашел в дом.
Поздней ночью из территории уже обжитой отрядом тренировочной базы выехала первая карета с Беатрисой Клэр, которая переодетая мужчиной, представлялась шотландским писателем-историком (свой английский акцент ей скрыть не удалось бы), и Артюсом де Марвилем, играющим «его» слугу.
Де Флери из-за оправданной предосторожности решил отправлять своих людей небольшими группами и в разное время.
Клэр и де Марвиль остановились на городском постоялом дворе Авентсона. А через десять часов в городок Шавель прибыли фон Лоэнштейн и ван Дорн, в сопровождении «слуг» – Лантремона и Беркли. Господа сняли несколько комнат в доме богатого ростовщика и тотчас закатили длительную пирушку. Два дня, не менее, им предстояло изображать бесшабашных гуляк, а это было совсем не просто, так как вино всем четверым приходилось незаметно сливать в отхожее место, куда они часто и бегали. Зато прислуга хозяина дома не успевала убирать батареи пустых бутылок и приносить полные.
Дон Диэго со «слугой» д'Ориенталем, остановились в поместье Пекуа, что в двух лье от Авентсона, испанец играл роль раненного офицера из армии Конде, (это ему не составляло большого труда, ранен он был, в самом деле, неоднократно), спешащего домой на лечение, да вот раны разболелись не на шутку, придется несколько дней отлежаться.
И все они ждали сигнала от де Фруа. Накануне, когда он объяснил подопечным цель миссии (правда, не упомянул о гугенотах), некоторые члены отряда заметно разочаровались. Добывать ценой жизни сокровища для Людовика, не унижает ли такая задача их достоинство, как благородных людей? Особенно не по душе это пришлось иностранным подданным. Но аббат учитывал подобную реакцию.
– Разве я, мадам и господа, не давал вам слово, вынимая из тюрем, что вы не будете драться со своими соотечественниками или предпринимать какие-то действия против своих государств? Обещание осталось в силе. Ну и на что вы тогда рассчитывали? Биться с шайками воров и разбойников? Так для этого у нас есть полиция, жандармерия. Может участвовать в показательных боях в цирке, на потеху публики? Не забывайте, вы еще государственные преступники и освобождены королем только под мою личную ответственность. Вам не нравится королевский приказ? Но, извините, другого такого задания, за что дается полное помилование, у меня нет. Так что вы все можете оставаться при своем мнении, но порученное дело надо выполнять.
Хотя речь де Фруа прозвучала резко и несколько обидно, но, по сути, он был прав, и возразить в данной ситуации никто не смог.
Отец Эрик находился в Авентсоне с того дня, как туда прибыла первая группа, но он умел оставаться неприметным, из отряда его никто не видел, а он все замечал и отслеживал, и имел всюду своих людей. Вскоре ему доложили, что возле оврага ночью наблюдалось какое-то оживление, и неизвестные в черных плащах что-то погрузили на две повозки и скрылись в направлении городка Шавель. Встревоженный помощник де Флери хотел уже срочно отправлять гонца к патрону, но тот, словно чувствуя обстановку, сам появился в маленьком невзрачном доме, где жил монах. Медлить было нельзя, по всей вероятности, «черные стражи» начали перевозку клада. Аббат отправил отца Эрика сообщить всем место сбора у оврага сегодня пополудни. Там их будет ждать его карета.
– Вот, наконец-то, мадам и господа, вы приступаете к выполнению миссии, – сказал де Флери людям, выйдя из кареты. – Оружие и амуницию я привез. Переодевайтесь прямо здесь, а вы, мадам, в карете.
После того, как все были готовы, отец Эрик проверил экипировку каждого.
– План оврага вы помните, поэтому пройдете до первого ответвления – «пальца» этой «лапы» с обеих
