Власть пора было употребить. Пора было остановить одичание, охватившее русских людей, да власти не оказалось ни у царя Василия Шуйского, ни у патриарха Гермогена в Москве, ни у тушинского Дмитрия, ни у царицы Московской Марины. Польским находникам Роману Рожинскому и Яну Сапеге и их сотоварищам  безвластие в радость.

Всплыли на поверхность жестокость, алчность, подлость, жажда убивать и жить, не сея, а пожиная посевы, сеяные чужими руками. Преступив законы человеческого бытия, множество людей спешили воспользоваться обретенной свободой от страха перед Господним наказанием, от угрызений совести, от чести и разума. Грабительство растекалось по замосковным городам, достигая Вологды, Устюжны, Соль- Вычегодска, Белоозерья, берегов Волги. В города, в посады, в села, в деревни, в починки, на погосты наезжали поляки и гультящие, брали, если находилось что брать, что можно было унести, а то, что унести было невозможно, сжигали. Забирались в лесную глушь в поисках укрывающихся от грабежей.

Пропал бы, сгинул бы в бездну русский человек, если бы не сохранились бы в народной памяти бедствия татарщины, захоронившиеся в сознании на сотни лет. В грозный час новых бедствий ожила память и указала,что не дожидаясь милости от царей, осталось упования только на Бога и на себя.

Сколько бы не нажито, поскорбев над потерей созданного трудами  дедов,  отцов  своими руками, оставляли жилища, уходили в леса в одиночку, семьями, с малыми детьми и стариками. Скрывались в непроходимых лесных урочищах, а кто имел силу в руках сбивались в ватаги и били на лесных дорогах  поляков и гультящих.

За людьми, укрывшимися в лесах, поляки охотились с собаками. Но времена менялись. Уже охотились и за охотниками. Поляки, гультящие и запорожские казаки, страшась расплаты, спешили уничтожить тех, от кого могла придти расплата.

Среди грабителей и убийц сыскался такой, что превзошел всех остальных.

Атаман Наливайко из воинства пана Лисовского. Пришел он в Московию с запорожскими казаками. Не брезговал брать в свою ватагу всякого привыкшего к разбою. Слава о его жестокости ходила по Владимирской земле. 

В город, в село, в деревню, в починки его ватага входила под рокот барабанов. Известно было, что на барабанах была натянута человеческая кожа, а тем, кто об этом не ведал, тому не затруднялись пояснить. Когда Наливайко входил в село, прежде всего перекрывали из села входы и выходы. Атаман скакал со своими ближними к церкви. Тогда было трудно найти церковь, которую не ограбили бы поляки. Наливайко разрушал церковь до тла. Если находили в церкви или у кого-то в избе иконы, их выносили на улицу и укладывали перед церковной папертью рядами. Наливайко, проезжая на коне, пробивал копьем головы святым, пророкам, Господа Иисуса Христа и Богоматери.

Горе было тем поселянам, что не успели бежать из села. Их сгоняли к церкви и раздевали до гола. Мужиков ставили по одну сторону, баб, девок и девочек — по другую. Мужикам связывали руки и ноги. Наливайко подъезжал к мужикам и зычным голосом вопрошал:

— А теперь, православные, укажите, где спрятался ваш Бог и Спаситель? Не спасает? А я вам покажу сатанинские игрища!

Наливайко поднимал руку, то было знаком его людям. Его люди тут же набрасывались на баб, что помоложе, на девок и девочек. Насиловали на глазах их мужей и отцов, иных и до смерти. В то же время грабители шныряли по избам и хватали все, что оставалось до той поры не разграбленным. Что годилось в дело наваливали на возы, из остального  складывали костры и поджигали. Деревянную церковь поджигали, а каменную изгаживали. Костер разгорался, начиналось последнее действо — пытки. Выпытавали огнем, где у кого захоронки.

К воеводе Вельяминову, что был поставлен во Владимире на воеводство Богданкой, пришли с челобитной все те, кем держалась власть в городе. Просили они воеводу бить челом царю Дмитрию ото всего владимирского людства, чтоб схватили Наливайку и избавили бы от его сатанизма. Вельяминов переслал челобитную в Тушино.

Богданка призвал к себе Филарета и Марину. Филарета просил провозгласить сатанисту анафему, а Марину своей царской волей казнить атамана. Марина, узнав что атаман не поляк, а казак, указала его схватить. Богданка послал во Владимир людей из своего конвоя. Наказал, что если кто-то попытается его отбить, то живым из рук не выпускать.

Воевода Вельяминов пошел на хитрость. Послал к Наливайке людей позвать его, якобы на облаву в городе. Наливайко живо откликнулся. В сопровождении самых отпетых головорезов прискакал к воеводиной избе. Вошел к Вельяминову в полной красе. Шубенка на собольем меху, шапка красного бархата, отороченная куньим мехом, на ногах сафьяновые сапоги. Едва он переступил порог, тут же на него навалились. В рот запихнули рушник, руки и ноги крепко появязали. Из избы вывалились стерльцы и открыли огонь из пищалей по людям Наливайки. Смелы были разбойнички в разбое, а от стрельцов разбежались. Не медля, запихнули атамана в мешок, мешок кинули на розвальни, и под бережением московских людей помчали из города.

Отбить Наливайку в пути не успели. Лисовский, узнав, что Наливайку увезли в Тушино, примчался к Сапеге, дабы вместе спасать атамана. Сапега тут же погнал вестовщиков в Тушино с грозным посланием царику, чтобы, не медля, освободил бы атамана.

Богданке загадка. Не успели Наливайку поставить на расспрос, а вот уже гневный окрик. Но пришло время оказать свою власть.

В тронном зале царь и царица. На лавках вдоль стен думные бояре, на патриаршем месте Филаретт.

Стрельцы ввели Наливайко.Руки связаны, на ногах путы. Ободрали его еще во Владимире, обрядили в посконные штаны, на плечи накинули драный зипушнико. Атаман потерял грозный вид. Нечесаная борода висела мочалкой.

— И этот жалкий сморчок объявил себя слугой сатаны? — воскликнул Филарет.

Наливайко ответил:

— То дело сатаны, кого ему брать в слуги, а кого холопом. Не тебе партиарх, холопу сатаны, рассуждать!

Богданка остановил Филарета, собравшегося отвечать, жестом руки.

— О сатане не будем говорить, мы об нем ничего не знаем. Ты, Наливайко вор и грабитель, а вовсе не слуга сатаны. Как вор и грабитель поставлен на суд царицы, а обвиняют тебя в напрасных смертоубийствах и в мучительствах невинных людей.

Наливайка  тряхнул бороденкой и поднял глаза на Богданку. Богданка поежился под взглядом его