немецких людей, и русских воров, которые новую кровь вчиняют. Как нам без государства о великих государственных и земских делах с окрестными государствами ссылаться? И по всемирному совету пожаловать бы вам — прислать к нам в Ярославль из всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписать за своими руками».

Отклики на это послание пришли без промедления. Не минуло недели, как из  ближних городов начали прибывать выборные. Кузьма Минин пришел к По-жарскому порадовать столь скорыми откликами, но и с неожиданным беспокойством.

— Надо бы нам говорить о Земском соборе. Смущаются многие, как без Земского собора избирать государя.

— А как же иначе то собрание людей назвать? Не нам с тобой Земский собор собирать, а всем кто явится на наш зов.

— Сомневаются некоторые. Говорят, не себя ли князь Дмитрий Пожарский в государи метит?

Пожарский горько усмехнулся.

— Медведь в берлоге лапу сосет, а уже делят его шкуру. Ни ты, ни я не ведаем сколь  долго еще нам изгонять врагов с Русской земли. А без государя, как быть, если начнется большая война с королем и свейскими немцами? О себе скажу, и о тебе то ж! Поставлены мы с тобой людской волей на великое дело  и нет у нас с тобой иного предназначения, как очистить Русскую землю от иноземной нечисти и своих воров. Исполним, так будем увенчаны венцом вечным в народной памяти, а сей венец, куда выше царского венца. Я и в мыслях не держу быть избранным царем. Путь мой чист и руки пусть будут чистыми. Ни сам не назовусь царем и другим наказываю, чтобы этого не только не говорили, но и в мыслях не держали. Повести о том сомневающимся. В царе волен только Бог, а волю свою укажет через согласие всего людства!

— Крестную ношу мы возложили на тебя, князь. Спешат, торопят. А как не торопить? Исстрадались русские люди. Под корень их взялись извести.

— Под корень. Ветви живонесущие, плоды и ствол русского древа сгубили. Остались корни. Изведут корни, тогда рухнет русское древо. Не в том у нас с тобой Кузьма, крестная ноша, что нас попрекают неторопливостью, а в том она, что мы должны сохранить корни, не дать им погибнуть. Рано пойдем на врага, наше неустройство подсобит ему извести корни. Скопин год шел к Москве, чтобы навыкли в боях его люди. А наши? Навычны ли? Душой горят, да сабля холодна, о горячие души любит греть хладную сталь. Не в боях нам одолеть польское воинство, мы его выдавим с нашей земли, как выдавливают гнойник.

Пожарский медлил, король не отзывался на вополи польского рыцарства, засевшего в Кремле. Ходкевич добывал грабежами продовольствие. В этом смутном бездействии Заруцкий еще раз попытался остановить ополчение, накапливавшее силы в Ярославле.

Имел он на примете гультяев, у коих не было ничего святого за душой. Стеньку да Обрезку. Вовсе и не казаки, а в разбое нашедшие себе судьбу. У Стеньки рот зубастый, а на голове рыжая шапка волос. Обрезка из беглых боярских слуг. Рожа красная, налитая, неумытая, прозвище у него Черная морда. Ни от чарки, ни от двух не охмелеет. С хитрецой. Сермяга на нем драная. Награбленное хоронил в затайке на будущие времена. Оружие у Стеньки кистень на железной цепке, у Обрезки за кушаком широкий медвежий нож. Хвастал, что на медведей хаживал.

Заруцкий оглядел их вооружение и строго молвил:

— Ты, Стенька, кистень в угол брось, а ты Обрезка свой нож туда же. Скидавайте рванье. Приготовлена вам одежонка.

Казаки не поспешали с переодеванием. Заруцкий прикрикнул:

— Что рты раззявили? Сказано!

— Мы по нуждишке...

— В нужде тот пребывает, кто ленив и глуп. А мне сказывали, что вы люди вовсе не глупые.

Заруцкий указал в угол, где была сложена казачья одежда.

— Обряжайтесь!

Обрядились. Заруцкий ударил в ладоши. Вошли пахолоки, принесли оружие. Стенька и Обрезка получили по сабле, по пистолю за кушак, а еще и по седлу.

— Вам и коней подведут. А теперь слухайте!

Пахолоки вышли, остались новоявленные казаки с атаманом.

— Я вас знаю и вы меня знаете, — сказал атаман. — Скажи, Обрезка, Черная морда, каковы у меня руки?

— Знамо, атаман, что руки у тебя длинные, до всякого достанут.

— Угадал ты, Черная морда. Хочу я вас Стенька и Обрезка почтить казачьим делом, чтобы вы всему казачеству послужили, а еще царице и царю Ивану Дмитриевичу! Не забудут ни казаки, ни наша государыня с государем вашей службы. От меня вам по кошелю с злотыми. Одну половину сразу вам даю, другая вас ждать будет. А идти вам в Ярославль до князя Пожарского. Поискать бы в его ополчении, кто на князя в обиде.

Обрезка опередил в догадливости Стеньку.

— Атаман, не петляй по заячьи, волк прямиком ходит, след в след. Не кланяться ты посылаешь нас князю Пожарскому, нож в таком деле нужнее сабли.

— Люблю за догадливость. Не столько на нож надеюсь, сколь на твою догадливость.

— Надейся, атаман, но и сам не плошай. Дело ты нам заказываешь великое, нам после такого свершения уходить в укрывище, а не соваться, где людно. Коли веришь нам, то верь до конца. Потому и отдай нам и то, что приберегать хотел. Не уйдем мы от дела с половиной, не уйдем и с целым, что нам за такое дело положил. А коли не веришь, так и звать бы нас было без надобности.

— Слово и дело! — согласился Заруцкий. — Верю, а потому вручаю и то, что приберечь хотел. Обмана не стерегусь,  я завсегда найду вас и в затае! То вам известно...

Заруцкий не ошибся в выборе. Казачью одежду Стенька и Обрезка, не выходя из табора, продуванили. Обрядились в свои лохмотья и ушли в Ярославль.

В городе завозно. Шли со всех концов люди в ополчение Минина и Пожарского. Замешались в этом людстве и Стенька с Обрезкой. Кинули меж собой жребий кому идти с ножом на князя Пожарского. Жребий выпал Стеньке.

В тот день и час назначен был осмотр пушек, которые сгодились бы под Москвой. Пушки собирали по многим городам.

Князь шел по площади, осматривая пушки. Его сопровождали воеводы. Приходилось раздвигать толпу любопытных. В толпе завихрилось. Пронырнув скволь толпу, из-за спины Обрезки выскочил Стенька и кинулся на князя  нацеля  нож ему в грудь. Не всегда осуществляются заговоры и подговорные убийства. В тесноте кто-то ненароком толкнул Сеньку в бок, и нож задел кого-то рядом с князем. Тут же воеводы заслонили Пожарского. Кузьма Минин крикнул:

— Вяжите убивца!

Тем и спас Стеньку от растезания на месте, его крепко схватили и повалили. Обрезка попытался скрыться в толпе, но его поспешность была замечена. Его схватили. Кузьма Минин выведал у них на допросе кем они засланы. Пожарский распорядился оставить их в цепях для изобличения Заруцкого.

Ополчение двинулось из Ярославля на Ростов.

В казачьих таборах под Москвой заволновались. Из Ярославля  дошло до казаков известие о неудачном покушении на Пожарского Стеньки и Обрезки. Казаки кричали, что атаман поссорит их с земством. И тут Заруцкому изменила осторожность. Затеялся он переговариваться с поляками. Польских переговорщиков перехватили. Поставили на расспрос. Под пытками они показали, что Заруцкий готовил сговор с ляхами. Заруцкий не стал ждать созыва казачьего круга.

17-го июля он ушел с верными ему атаманами и казаками из-под Москвы. Опередив атаманов и казаков, меняя заводных коней, к вечеру прискакал в Коломну. Появление Заруцкого для Марины неожиданность. Заруцкий вошел, не стряхнув пыли с одежды, не смыв ее с лица.

— Что с тобой, боярин и воевода? — спросила с упреком в голосе Марина. — В каком ты виде являешься к царице?

— Мог и не явится! Под Москвой бунт. Коломну ставим в осаду, а тебе, царица надобно переселяться в угольную башню, в крепость. У земских, а ныне и у моих казаков мнение — тебя царицей не ставить.

— Мнения меняются, а я царица венчаная на царство. Своими руками ты наше царство потерял, как