Я стоял на верхней террасе, когда вдруг услышал, как, расплескивая лужи, подъехала машина. Машины так редко заезжали в бидонвиль, что мы всегда спешили посмотреть, кто это был. На этот раз по нашей улице мягко катил «ягуар» ярко-синего цвета, принадлежавший графине. Он остановился у входа в сад. Из машины вышел шофер в ливрее и перчатках и открыл пассажирскую дверь. Сверху я сначала увидел шляпу из желтовато-зеленого бархата, размером с колесо спортивного велосипеда, увенчанную одним-единственным страусовым пером.

Графиня позвонила в звонок. Хамза бросился к двери. В следующее мгновение я уже рассыпался в извинениях. Я извинялся за состояние дома, за шум и за холод. Затем я представил Рашану, извинившись за ее прическу.

Графиня наклонилась и поцеловала Ариану в щеку.

— Вы не замечаете совершенство рядом с собой.

День выдался прохладный и ясный. В саду после зимнего дождя было не меньше тысячи оттенков зеленого. Мы сидели на лужайке и пили чай. Ариана уложила своих кукол на траву, отвернув им всем головы.

— Мне помнится, дом был темнее внутри, — наконец начала разговор графиня.

Я рассказал ей об армии каменщиков с кувалдами.

— Они были весьма энергичны. Фактически, их было не остановить.

— Все стало намного лучше, — сказала графиня. — Сад теперь просматривается насквозь. Думаю, что каменщики оказали вам услугу.

Я перевел разговор на то, чем закончилась наша последняя беседа, и спросил гостью о русском шпионе Сергее.

— Ах, да, — сказала она неспешно. — Я, кажется, припоминаю, что он снял этот дом у одного француза. «Столичная» здесь лилась рекой. Все комнаты просто провоняли водкой. Сергей завозил ее каждый месяц ящиками через дипломатическую почту. Водилась здесь и икра, и русские соленья. Сергей только это и ставил на стол: икру и соленья. Закуска под чистую водку.

— А что с ним случилось потом?

— Как любят дипломатично выражаться британцы, он был уличен в деятельности, не совместимой с его статусом.

— В шпионаже?

— Именно.

Мы замолчали, наблюдая, как Ариана пыталась протащить тележку через траву. Хамза со своими друзьями следили за нами сквозь кусты.

— Это просто оазис, — заметила графиня. — Во всей Касабланке не найти подобной виллы.

— Кто-то рассказывал мне, что некогда дом принадлежал калифу Касабланки, — сказал я. — Но мне ничего больше не удалось узнать про этого человека.

Графиня подвинула свой стакан, и я подлил гостье чаю. Она сидела молча и смотрела на первые весенние цветы.

— Сто лет назад калиф владел здесь землей, — сказала графиня немного погодя. — Это было крупное поместье. Его поля простилались отсюда до моря, а в другую сторону — до Тамариса. Семья калифа целых триста лет жила на этих землях. Это было могущественное семейство, богатства ну просто не счесть, и очень влиятельное.

— А что он был за человек?

— Вроде ваш родственник, — заметила графиня небрежно. — Он был ашариф, один из потомков Пророка.

— И что стало с ним потом?

— Калиф умер в двадцатые годы прошлого века, — сказала графиня, — а поместья унаследовал его старший сын. Он проиграл все семейное состояние и остался ни с чем. Я слышала, что он застрелился, когда кредиторы отобрали у него дом.

— Как вы думаете, бедняга покончил с собой в Дар Калифа?

Гостья глотнула чаю и кивнула:

— Думаю, что это так.

В начале марта болезнь пришла в Дом Калифа. Мы заболели все, но первыми ее жертвами стали дети. Сначала появилась тошнота, а потом начался понос, да такой сильный, что я стал опасаться за наши жизни. Мой пищеварительный тракт не был в подобном состоянии с того раза, когда мне пришлось выпить шаманский напиток аяхуаска в верхнем течении реки Амазонки. Прибывший в Дар Калифа доктор нашел нас корчащимися у унитазов.

— Вас отравили, — сказал он мрачно.

Это меня ничуть не удивило.

— Я и сам уже догадался.

В промежутках между сильными приступами рвоты мы попытались установить, чем именно нас отравили. Мы уже давно не ходили в ресторан, а на кухне у нас полная чистота. Врач спросил, откуда к нам поступает вода.

— Из колодца. Мы прочищали его. Вода была чистой.

Позвали Хамзу, и он высказал свое мнение: болезнь нагнали злые духи, джинны. Я стал убеждать его, что доктор, будучи человеком науки, не верит в джиннов.

— Еще как верю, — резко оборвал меня эскулап.

— Но должно ведь быть научное обоснование.

— Сейчас все выясним, — пообещал он.

Хамза повел его обследовать кухню, оставив нас толкаться у унитазов. Я усомнился в том, что доктор, верящий в потусторонний мир, может сделать правильное заключение. Через несколько минут Хамза привел его назад к туалету.

— Колодец отравлен, — сказал врач твердо.