которые приедут сюда, привезут с собой деньги, много денег. Они устремятся в Касабланку и битком набьются в ваш магазин. И вы глазом моргнуть не успеете, как станете богачом, а все потому, что были достаточно мудры, чтобы продать мне за нормальную цену этот стол.
Глаза у лавочника заблестели, как будто ему было видение. Я даже думаю, что у него появился комок в горле. Поначалу он ничего не ответил, просто сидел и смотрел в пространство.
— Мой друг, — сказал торговец после долгой паузы, — мираж, который ты нарисовал, для любого другого не стоил бы ничего, но для меня он очень ценен. И уж конечно он стоит половину цены этого стола. Я продам его тебе вдвое дешевле!
Мальчик лет десяти гнал стадо черных баранов по трущобам. Он был обут в разбитые пластиковые сандалии и размахивал прутом. Время от времени кто-нибудь выходил и осматривал одного из баранов — открывал рот и разглядывал зубы либо пихал палец в зад животному.
— Через несколько недель будет праздник жертвоприношения — Ид аль-Адха, — пояснил Камаль, когда мы проезжали мимо. — Люди готовятся заранее. К празднику каждая семья покупает барана и забивает его у себя дома.
— Этот мальчик слишком мал, чтобы пасти овец, — сказал я.
— Ха! В его возрасте я вовсю работал.
— А в школу ты ходил?
— Да. Там я и работал. Я покупал сласти оптом и продавал их во дворе, на площадке для игр. А потом я нанял других мальчишек, чтобы те продавали сласти в других школах по всей Касабланке. Когда мне исполнилось одиннадцать, я зарабатывал сотню долларов в неделю. И сласти были только началом.
— И чем же ты занялся потом?
Камаль поднял брови.
— Я снял гараж рядом с домом. Нанял четырех или пятерых парней и начал заниматься всем подряд. Я делал дешевые духи и продавал их девчонкам, покупал масло в скобяной лавке и продавал его мальчишкам для причесок. Они покупали все, главное, чтобы упаковка была соответствующей. Потом я покупал и перепродавал кур и яйца, и даже овец. Больше всего работы было в Ид. Однажды я приобрел два вагона «левых» баранов из Алжира и продал их всем родителям учеников нашей школы. Когда у меня выдавалась свободная минута, я ставил прилавок во время перемен.
— И чем ты с него торговал?
— Советами. Я учил мальчиков, как знакомиться с девочками, а девочек — с мальчиками.
— А когда же ты сам учился?
Камаль фыркнул.
— Школа была моим рынком. Я ходил туда только тогда, когда у меня было что продавать.
Я не понимал, почему, обладая природной способностью делать деньги, Камаль работал на меня. Он мог бы получать в десять раз больше, если бы основал собственный бизнес. Это еще больше усиливало мой страх, что у него есть тайный план, имеющий целью отобрать у нас Дом Калифа.
Не проходило и недели, чтобы Камаль не приходил ко мне с очередным деловым предложением. Сначала он посоветовал мне приобрести многоквартирный дом в центре квартала ар-деко.
— В нем семнадцать квартир. Мы покупаем все здание, делаем косметический ремонт и распродаем его по квартирам.
— А в чем подвох?
— Нет никакого подвоха. Хозяин — старый бездетный испанец. Он скоро умрет. Может быть, очень скоро. Немножко на него надавить — и он отдаст нам дом дешево.
Мы поехали посмотреть на здание. Оно оказалось великолепным. Фасад был украшен линейкой круглых балкончиков и прекрасной декоративной плиткой
Затем Камаль предложил мне какую-то хитроумную схему продажи марокканских фиников арабам, жившим на берегу Персидского залива, а потом выступил с идеей открыть частную компанию по оказанию скорой медицинской помощи. После этого было еще два предложения — создать банк крови только для женщин и экспортировать бедуинские палатки из козьей шерсти в Гватемалу.
Я никогда не встречал людей с подобным умением все доставать. Возможно, Камаль и пропустил школьную науку, но он с детства развил в себе бесценный дар приобретать все дешево.
Лучшим примером этого была история о том, как мы купили с его помощью пять тысяч яиц.
Поскольку с полами дело шло хорошо, мы решили перенести наше внимание на стены. Мне не терпелось начать работы с
С хорошим
Камаль послал гонца на юг, чтобы тот поискал мастеров-штукатуров. После этого он затолкал меня в джип.
— Куда мы едем?
— В одну деревушку рядом с Рабатом.
— Зачем?
— Покупать яйца.
Стены Дома Калифа были старыми, а старые стены доставляют штукатурам, работающим с
Камаль подсчитал, что нам потребуется не менее пяти тысяч яиц. Если бы мы направились за ними на Центральный рынок Касабланки, то они влетели бы нам в кругленькую сумму. Но через своих многочисленных родственников — двоюродных и троюродных братьев и сестер, дядюшек и тетушек — Камаль нашел давно забытого родственника, владевшего огромным инкубатором, в котором имелось около миллиона несушек.
Через два дня после того, как мы вернулись обратно с яйцами, у нас в доме появился застенчивый человек со светлыми глазами и прямым пробором. Я обратил внимание на его пальцы — длинные настолько, что, казалось, их кто-то специально вытягивал. Он не делал почти никаких движений и не заговорил до тех пор, пока я не спросил его имя. Он наклонился вперед, и только когда его рот оказался в нескольких сантиметрах от моего уха, прошептал:
— Мустафа. — А затем последовало еще одно слово:
Мой ограниченный опыт в области ремонта домов в Марокко научил меня не верить тем, кто говорит или улыбается слишком много. Лучше всего было опираться на тихонь с невыразительными лицами. Штукатур Мустафа оказался самым тихим и угрюмым мастером из всех тех, с кем я сталкивался. Он почти ничего не говорил и смотрел так, будто его мир должен был вот-вот рухнуть. Мустафа напоминал мне
