связан с большими трудностями. 11-я армия, не завершив своего комплектования, должна была двигаться к линии фронта походным порядком. Размокшие после проливных дождей дороги задержали выдвижение танковых армий (все-таки погода влияла на оперативную обстановку). В результате 11-я армия, которую бросили в бой после 160-километрового марша на стыке 50-й и 11-й гвардейской армий, т. е. у основания выступа, успеха не добилась. Правильное решение запоздало по времени. Точно так же, как и передача 11 -й гвардейской армии 4-й танковой армии генерала В.М. Баданова с задачей прорваться к Болхову. Но удар введенных танковых дивизий был нацелен не в тыл орловской группировки, а вдоль фронта, на Болхов. Нарушался принцип оперативного искусства, сформулированный еще Шлиффеном: нацеливать войска не на ближайший фланг противника, а на его оперативный тыл. В сущности, 4-я танковая армия использовалась для частных целей – обеспечения левого фланга 11-й гвардейской армии, который особо беспокоил И.Х. Баграмяна – участника Барвенковской драмы в 1942 г. Переживаниям по этому поводу он посвятил несколько страниц своих мемуаров (2, с. 186–190). Вопрос о целесообразности такого удара и о перенесении его в обход Болхова путем наступления хотя бы на Орел, на соединение с 3-й танковой армией, так и не встал. Утилитарное использование танковых армий как средства проталкивания вперед общевойсковых соединений стало характерной чертой всей орловской наступательной операции, снижая эффективность использования их как оперативных объединений. Фронтальная стратегия продолжала торжествовать во всех наших штабах. К счастью, Гитлер решил очистить орловский выступ, чтобы, сократив линию фронта, высвободить и отправить в Италию несколько дивизий. О своем решении Гитлер объявил 26 июля. Отвод приказано было осуществить на рубеж восточнее Брянска, так называемую линию «Хагена», начиная с 31 июля.

Когда желания германского и советского верховного командования так парадоксально совпали, дела пошли на лад.

5 августа фронтальным ударом был взят Орел. Немцы же точно в срок – 18 августа завершили маневр и отошли на новый рубеж обороны – линию «Хагена». За 37 дней напряженных боев с участием нескольких танковых армий советские войска продвинулись менее чем на 150 км, в среднем по 4 км в сутки. Несмотря на ввод Ставкой колоссальных резервов, противнику удалось уйти из «полумешка» и занять заранее подготовленные оборонительные позиции.

Могли ли советские войска разбить орловскую группировку? Об утвердительном ответе, прежде всего, свидетельствуют цифры. Немецкие войска насчитывали более 500 тыс. человек, 7 тыс. орудий и минометов, около 1,2 тыс. танков и САУ. Западный, Брянский и Центральный фронты объединяли 1,2 млн человек, 21 тыс. орудий и минометов, 2400 танков и САУ. Такой перевес вполне позволял провести операцию на окружение.

Но дело не только в том, что орловскую группировку не уничтожили, а вытолкали. Фронтальный способ ведения операций сказался на размерах потерь. С 12 июля по 18 августа потери составили 430 тыс. убитыми и ранеными против 89 тыс. у противника, 2586 танков и САУ, т. е. весь привлеченный к операции танкопарк, а также 1014 самолетов. 3-я гв. танковая армия потеряла более 85# матчасти, и ее пришлось формировать заново (3, с. 49). А в ходе Белгородско-Харьковской наступательной операции, проводившейся не столь шаблонно, потери составили 1864 танка и САУ и 153 самолета (4, с. 370 табл.).

В своих мемуарах Г.К. Жуков дал следующие оценки некоторых решений по Орловской наступательной операции. «Позже, анализируя причины медленного развития событий, – писал он, – мы пришли к выводу, что основная ошибка крылась в том, что Ставка несколько поторопилась с переходом к контрнаступательным действиям и не создала более сильную группировку в составе левого крыла Западного фронта, которую в ходе сражения нужно было серьезно подкрепить. Войскам Брянского фронта пришлось преодолевать глубоко эшелонированную оборону лобовым ударом.

Думаю, было бы лучше, если бы армия П.С. Рыбалко вводилась в сражение не на Брянском фронте, а вместе с армией И.Х. Баграмяна. С вводом в сражение 11-й армии генерала И.И. Федюнинского, а также 4-й танковой армии генерала В.М. Баданова Ставка несколько запоздала.

Центральный фронт свое контрнаступление начал там, где закончился его контрудар, и двигался широким фронтом в лоб основной группировке противника. Главный удар Центрального фронта нужно было бы сместить несколько западнее в обход Кром (т. е. навстречу 11-й гвардейской армии. – Б.Ш.). К сожалению, этого не было сделано. Помешала торопливость. Тогда все мы считали, что надо скорее бить противника, пока он еще не осел крепко в обороне. Но это было ошибочное рассуждение и решение…

Когда мы с А.И. Антоновым и А.М. Василевским докладывали Верховному о возможности окружить в районе Орла группировку противника, для чего надо было значительно усилить левое крыло Западного фронта, И.В. Сталин сказал:

– Наша задача скорее изгнать немцев с нашей территории, а окружать их мы будем, когда они станут послабее…

Мы не настояли на своем предложении, а зря! Надо было тверже отстаивать свою точку зрения. Тогда наши войска уже могли проводить операции на окружение и уничтожение…» (5, с. 503–504).

Сходное мнение высказал и К.К. Рокоссовский. В своей книге он указывает, что замысел на раздробление орловской группировки на деле вел к рассредоточению наших сил. «Мне кажется, – писал он, что было бы проще и вернее нанести два основных мощных удара с севера и юга на Брянск под основание орловского выступа. Но для этого надо было дать время, чтобы войска Западного и Центрального фронтов произвели соответствующую перегруппировку. В действительности же снова была проявлена излишняя поспешность… Вместо окружения и разгрома противника мы, по существу, лишь выталкивали его из орловского выступа» (6, с. 224).

Как видно из приведенных отрывков, и Жуков, и Рокоссовский отмечали поспешность как один из факторов лобовой стратегии. Но думается, что она определялась не поспешностью, а уровнем мышления Верховного главнокомандующего, о чем упоминал и сам Жуков, что, естественно, сказывалось на стиле и качестве планируемых операций. Но к этому вопросу мы вернемся чуть позже.

Добавим также, что германское командование, не видя фланговой угрозы и как бы в насмешку над советской стратегией «рассекающих ударов», сочло возможным снять в середине августа с орловского участка 13 дивизий и перебросить их на смоленское направление.

Несколько иначе развивались события на южном фасе Курской дуги. Началась операция как чисто фронтальная. 17 июля был обнаружен отход противника, и перед Воронежским фронтом поставили задачу незамедлительно перейти в наступление, чтобы на плечах врага ворваться на ранее занимавшиеся им рубежи у Белгорода. После этого силами Воронежского и Степного фронтов предстояло перейти в решительное наступление со стратегическими целями. Однако противник все еще сохранял высокую боеспособность, несмотря на понесенные потери. «За 18 июля армиям П.А. Ротмистрова и А.С. Жадова (5-я гв. танковая и 5-я гв. армия. – Прим. Б.Ш.) удалось оттеснить его всего лишь на 45 километров, а 6-я гвардейская армия И.М. Чистякова заняла высоту в районе Верхопенье, – скрупулезно отмечал Г.К. Жуков. – В 6-й армии И.М. Чистякова чувствовалось большое переутомление. Начиная с 4 июля они не имели ни сна, ни отдыха. Нужны были дополнительные силы, чтобы помешать планомерному отходу главных сил врага. Для этого пришлось ввести в дело танковые корпуса Б.С. Бахарова и И.Ф. Кириченко и часть войск 53-й армии И.М. Манагарова» (5, с. 489).

Сходство с орловской наступательной операцией состояло в том, что и здесь фронтальные удары сочетались с вводом оперативных резервов для достижения ограниченных целей. Причем новые резервы все равно не помешали противнику произвести планомерный и организованный отход к 23 июля. Вследствие этого Воронежский фронт не был готов к немедленному прорыву обороны немцев и был остановлен для отдыха и пополнения. Наступление возобновилось 3 августа. В полосе Воронежского фронта оно мыслилось как фронтальное, с прорывом через центр вражеских оборонительных укреплений у Белгорода. Но фронтальный характер операции менялся после планируемого прорыва, ибо с востока удар Воронежского фронта поддерживался 57-й армией Юго-Западного фронта. Совместными усилиями оба фронта должны были взять харьковский оборонительный район в клещи. Так что здесь крылась возможность хотя бы частичного окружения и уничтожения Белгородско-Харьковской группировки противника. В этом случае оптимальным вариантом было бы смещение главного удара Воронежского фронта правее, в полосу 40-й армии, чтобы наступать на Богодухов в обход белгородского укрепрайона, но в этом случае фронтальное преследование противника с 17 по 23 июля теряло всякий смысл. Такой план, логично вытекающий из