центральном участке советско-германского фронта от Орла до Донбасса. Такую трудную проблему, как закрытие бреши в несколько сот километров, удалось решить на удивление быстро. Правда, пришлось пожертвовать Демянским и Ржевско-Вяземским выступами, которые немцы успешно обороняли целый год. Отводом войск из этих районов удалось высвободить 12 дивизий с большим военным опытом. Они были переброшены в полосу наступления Воронежского фронта. Оставалось закрыть участок в Донбассе, однако других значительных резервов у германского командования уже не было. Кризис удалось разрешить единственно правильным путем, приняв предложение Манштейна оставить Ростовский выступ и отвести группу армий «Дон» за реку Миус, а высвободившиеся танковые дивизии использовать для нанесения сильного контрудара во фланг увлекшегося наступлением Юго-Западного фронта.

Этот момент и был упущен советским командованием. Командующий Воронежским фронтом Ф.И. Голиков «ежедневно докладывал в Ставку, что противник крупными силами отходит на запад. Аналогичные вести поступали и с Юго-Западного фронта… Н.Ф. Ватутин также оценивал характер действий противника как бегство за Днепр» (11, кн. 1, с. 159–160). Желаемое выдавалось за действительность, и накануне контрнаступления немцев Ватутин бросил в бой свои последние резервы – два танковых корпуса с задачей захватить Днепропетровск и Запорожье. По свидетельству Штеменко, «самоуговаривание» Ватутина в неизбежности отхода противника за Днепр зашло так далеко, что даже 21 февраля, уже после начала контрнаступления, в приказе командующему подвижной группой М.М. Попову указывалось: «Создавшаяся обстановка, когда противник всемерно спешит отвести свои войска из Донбасса за Днепр, требует решительных действий» (11, кн. 1, с. 166).

Могли ли эти фронты достойно встретить контрудар противника? Могли, при условии, что Ставка последовательно вела бы политику концентрации основных сил и средств на южном крыле советско- германского фронта. Крупными силами располагал Южный фронт, так и не сумевший выполнить поставленную перед ним задачу – в лобовой борьбе разгромить группу армий «Дон». Советская 1-я танковая армия «заплуталась» у Спас-Демянска. Если противник с Ржевско-Вяземского плацдарма перебросил на юг значительное количество дивизий (не менее 15), то силы Красной Армии остались там практически нетронутыми. Германское командование более смело шло на переброску своих соединений с других участков советско-германского фронта на решающие для судеб кампании места. Ставка предпочитала воевать наличными силами и если и вводила свежие войска, то из стратегических резервов. Но, в отличие от немецких резервов, новые соединения, укомплектованные в значительной мере из новобранцев, сильно уступавших им в боевой выучке и опыте. Совершенно неуместной в тех условиях была директива Ставки от 29 января 1943 г., в которой предписывалось: «С февраля месяца текущего года приступить к выводу в резерв фронтов стрелковых дивизий и стрелковых бригад для доукомплектования и отдыха с последующим вводом их в бой и вывода в резерв на их место других наиболее ослабленных соединений» (11, кн. 1, с. 159). О каком отводе частей на отдых можно вести речь, если дивизии Воронежского и Юго-Западного фронтов были фактически вытянуты в одну линию? Конечно, надо давать солдатам отдыхать, но заменяя их свежими частями. Тут же командующим ставились решительные цели, предлагая одновременно ослабить армии. Непонятно… Непонятно и другое – охватившее командование в тот момент затмение умов.

В свое время Тухачевскому крепко досталось за авантюрный «поход на Вислу» – без резервов, с растянутыми тылами и дырами между отдельными группами войск. Но Тухачевскому было 27 лет, а тут командовали матерые, многократно битые мужики. Однако советское командование будто стремилось затмить его своим авантюризмом и верхоглядством. И ведь почти удалось! Но это чуть позже, а пока в штабах и Кремле правила бал королева Эйфория.

Из Ставки вдруг посыпались планы окружений, которым позавидовал бы Ганнибал. И… Мюнхгаузен. Уж больно завирально они выглядели. В январе 1943 г. Ставкой был выработан следующий общий план зимней кампании на советско-германском фронте. Во-первых, совместными ударами Брянского и левого крыла Западного фронта через Орел, Брянск выйти к Смоленску в тыл группе армий «Центр» фронтом, чтобы окружить ее! Не беда, что около года советские войска не могли совладать с одним Ржевским выступом. Теперь решено не мелочиться и покончить с врагом у Москвы одним могучим ударом. Им должен помочь только что созданный (5 февраля), да и то на бумаге, Центральный фронт во главе с Рокоссовским, чтобы он, во главе переброшенных из-под Сталинграда войск, осуществил прорыв к Днепру, в короткий срок выйдя на линию Гомель – Могилев. Далее в это же время (т. е. в январе-феврале 1943 г.) войска Волховского и Северо-Западного фронтов должны были разгромить Демянскую группировку противника и через образовавшуюся «дыру» прорваться к Пскову и Нарве, окружив основные силы группы армий «Север» у Ленинграда (операция «Полярная звезда»). В это же время войска Юго-Западного и Воронежского фронтов должны были выйти к Днепру, окружив и разгромив 1-ю и 4-ю танковые армии вермахта. Одновременно с ними войска Северо-Кавказского фронта должны были отрезать 17-ю армию на Кубани от Крыма и разгромить ее…

То есть предполагалось за каких-то пару месяцев окружить основные группировки германских войск от Черного до Балтийского морей! Так и видятся товарищи в Генштабе и Кремле, в ночной тиши своих кабинетов увлеченно рисующие разбегающиеся в разные стороны стрелы. А почему бы не громить врага на карте, сидя в тепле, попивая чай с лимоном? А может быть, то был тонкий сталинский юмор? Генералитет после Сталинграда воспрял, возгордился, возомнил о себе, что они умеют воевать, если им не мешать. «Лавры Ганнибала и Мольтке захотели, товарищи генералы? Нате, окружайте, сколько влезет».

Откуда взялись эти наполеоновские планы, которым, как и грандиозным замыслам в период зимней штабной лихорадки 1942 г., суждено было провалиться? Штеменко ссылается на победные реляции Голикова и Ватутина, а также самокритично пишет: «Общее поведение немецко-фашистских войск… командующими фронтами и Ставкой (т. е. Сталиным. – Б.Ш.) оценивалось в то время как вынужденный отход за Днепр… Признавалось бесспорным, что инициатива, захваченная нами под Сталинградом, удерживается прочно и для перехвата ее у противника возможностей пока нет. Больше того, считалось маловероятным, чтобы гитлеровская армия предприняла в ближайшее время сколько-нибудь значительные контрдействия..» (11, кн. 1, с. 157–158). Получалась зеркальная ситуация с оценкой противника в июле 1941 г. Тогда Гитлер и Гальдер уверились, что Красная Армия разбита и всерьез сопротивляться уже неспособна. Теперь советское командование ставило крест на вермахте.

В таких условиях шла подготовка немецких войск к контрнаступлению, последние детали которого были обсуждены на совещании в Запорожье 17 февраля с участием Гитлера, Йодля, Манштейна, Клейста и других военачальников.

Контрудар наносили дивизии 1-й и 4-й танковых армий из Донбасса и танковый корпус СС из-под Харькова. На первом этапе предполагалось разгромить группу М.М. Попова и 6-ю армию, после чего начать наступление на Харьков. К началу удара 19 февраля у противника были в наличии почти все слагаемые успеха: превосходство в силах на участках наступления и фактор внезапности. Минусом являлась определенная незавершенность сосредоточения всех соединений, поэтому 48-й танковый корпус выступал 22 февраля. Но советские части были настолько измотаны и малочисленны, что вполне хватило того, что имелось. К тому же Ватутин начало контрудара у Красноармейска воспринял как попытку немцев прикрыть отход донбасской группировки за Днепр и отказал Попову в его просьбе отвести свою группу на 40–50 км из-за охвата ее врагом. Приказ удерживать позиции был отдан и 6-й армии. В результате к 23 февраля ее взяли в клещи, а ряд соединений оказались в окружении. Лишь после этого командование Юго-Западного фронта осознало всю сложность положения – угрозу очередного, как в 1941 и 1942 гг., поражения этого многострадального фронта и доложило 23 февраля в Ставку о реальном положении дел. 25 февраля Ставка санкционировала отход за реку Северский Донец. К 3 марта вновь разбитый Юго-Западный фронт завершил отход.

Поражение ЮЗФ ставило под удар правый фланг соседнего Воронежского фронта. Каких-либо серьезных резервов у Воронежского фронта также не было. 4-а танковая армия вермахта последовательно стала громить выдвигаемые ей навстречу части. Например, 3-я танковая армия отступила к Харькову, имея лишь десяток исправных танков.

4 марта начались бои на подступах к городу. Командование фронтом делало все, что было в его силах, подтягивая к месту сражения части с других участков. Они несколько задержали продвижение противника, но остановить оказались не в состоянии. Элитные танковые соединения СС вроде танковой дивизии «Великая Германия», «Рейх», «Адольф Гитлер» пробивались все дальше. Ими был окружен Харьков. 15 марта оборонявшие город части пошли на прорыв, и 16 марта Харьков был оставлен. К этому