их как устарелые. «…в самой 5-й танковой армии насчитывалось около 600 танков, тогда как у противника в районе севернее Касторного их имелось не более 300, – писал М.И. Казаков. – К тому же немецкие танки уже в течение целой недели вели бои и вряд ли в должной мере были обеспечены горючим и боеприпасами» (6, с. 122). Но 5-я танковая армия была разгромлена в течение четырех дней (и то потому, что три ее корпуса вводились разновременно, что растянуло процесс уничтожения), ее командующий погиб.
По мнению видных советских военачальников, обращавшихся в мемуарах к этому сражению, план контрудара был составлен правильно. «Только теперь, когда изучаешь архивные документы, понимаешь, насколько верно и точно была задумана эта операция», – считал М.Е. Катуков. В числе причин неудач он называет разрозненный ввод в бой соединений, отсутствие разведки и слабое прикрытие танков авиацией и артиллерией» (5, с. 163), т. е. перечислил все те причины, которыми объяснялась гибель мехкорпусов в 1941 г. Выходило: прошел год войны, а учеба кровью не пошла впрок.
Немецкий генерал танковых войск Ф. Меллентин так описывает тактику боя с 5-й танковой армией: «В танковом бою у Городища… передовые танковые части русских были встречены противотанковой артиллерией танкового корпуса и затем уничтожались нашими танками, атаковавшими противника с фланга и с тыла. Поскольку у наших командиров была возможность своевременно «заглянуть» в расположение противника (имеется в виду авиация. –
Итак, беспомощность «низов» весомо подкреплялась беспомощностью «верхов». В 1942 г. стороннему наблюдателю могло показаться, что с советскими генералами происходит та же история, что и с царскими, которые за редким исключением так и не смогли научиться воевать на полководческом уровне и потому были сметены ходом Истории вместе с государством. К чести советского командования, оно сумело делать выводы из поражений.
Работа по исправлению своих ошибок началась сразу после летних поражений. 16 октября 1942 г. был издан специальный приказ Народного комиссара обороны № 325, в котором предписывалось танковые и механизированные корпуса использовать только на направлении главного удара. Танки должны были атаковать на максимальных скоростях, ведя огонь с ходу, применяя маневр на поле боя для выхода во фланг и тыл противника, избегая атаки в лоб. Использовать танковые корпуса было необходимо после преодоления общевойсковыми соединениями главной оборонительной полосы противника. В приказе определялся порядок ввода корпусов и их взаимодействие с артиллерией и танками.
Уже в ноябре – декабре 1942 г. под Сталинградом и на Дону эти разумные требования оказали благотворное воздействие на боевые действия советских бронетанковых войск.
Роковые просчеты противника
Но не только советская военная система совершала принципиальные ошибки. Уже в 1941 г. германское командование стало принимать одно спорное решение за другим. И лишь качественное превосходство немецких войск нивелировало их. 1942-й стал годом роковых парадоксов вермахта. Прежде всего, произошло уменьшение масштабов применения танковых оперативных соединений в наступательных операциях. Если в 1941 г. наступление вели четыре танковые группы, которые, собственно, и обеспечили все крупные успехи в восточной кампании, то в 1942 г. их осталось только две – 1-я и 4-я танковые армии. 2-я и 3-я танковые армии простояли в обороне весь год, 3-я – в Ржевском выступе, 2-я – у Орла. В конечном счете танковые дивизии у них забрали, и «танковыми» они стали числиться лишь на бумаге, превратившись в общевойсковые армии. Вещь удивительная, попросту непостижимая! Творцы танковых клиньев, пожавшие плоды масштабных, блицкриговских побед, вдруг сами стали отказываться от нажитого богатства. Фактически была загублена великолепная 2-я танковая группа Гудериана. Больше она не вела наступательных действий. Обычно такие соединения стараются сохранить, выделить, как бы ставя в пример остальной армии. Сталин так и делал, присваивая наиболее проявившим себя частям наименование «гвардейская». Гитлер же делал исключение только для дивизий «СС», делая их элитными. Позже, когда война была фактически проиграна, он присвоил это звание 6-й танковой армии, а 2-я и 3-я танковые армии, по существу, исчезли.
Пассивность двух танковых армий частично объясняется (если это можно отнести к объяснению) тем, что с октября 1941 г. по январь 1942 г. танковые группы стали переформировывать в танковые армии путем включения в них пехотных дивизий. Причем пехоту влили в таком количестве, что вскоре стало совершенно неясным, что первично, а что вторично: то ли танковым дивизиям придали пехоту, то ли пехоте – танковые дивизии. На германское командование нашло затмение. Апофеозом его стала практика наделения танковых армий собственными участками обороны. Моторизованные и танковые соединения, а также органы управления стали использоваться в чисто позиционной войне. Это стало началом заката германских бронетанковых войск стратегического назначения, каковыми были до сих пор танковые группы. Затмение было столь полным, что даже из четырех танковых армий, что было немного для ведущих масштабную войну вермахта, стали выхолащивать их танковую суть. Например, наступающая 4-я танковая армия на 31 июля 1942 г. состояла из шести пехотных, одной танковой и одной моторизованной дивизий! Танковая армия, состоящая из одной танковой дивизии! По существу же, это была обычная полевая армия, усиленная бронетанковыми силами. В несколько лучшем положении пребывала 1-я танковая армия Э. Клейста. На 12 августа 1942 г. она состояла из трех танковых и двух моторизованных дивизий, а также восьми пехотных дивизий. Причем три из них были горные. Сходство между танковыми и горными войсками такое же, как между парашютистами и пограничниками. Дело дошло до того, что 3-я танковая армия в июне 1944 г., накануне советского наступления в Белоруссии, где она дислоцировалась, не имела ни одной танковой дивизии!
Если бы советские генералы додумались до придания танковым армиям полос в сотни километров, то современные историки их иначе как «глупцами» и «бездарностями» не величали бы.
К зиме 1943 г. в вермахте не осталось «чистых» ударных соединений на уровне армии, только корпуса и дивизии. И использовались они в качестве материала для латания дыр на обширном фронте.
Советское же командование тоже вначале принялось было формировать свои танковые армии как сочетание танковых и стрелковых дивизий, но очень быстро поняло неперспективность такого симбиоза – танковые армии теряли свою мобильность. Поэтому 28 января 1943 г. ГКО принял постановление о создании танковых армий однородного состава, включающих два танковых и один механизированный корпус. (Другое дело, что танковые армии должны обязательно наступать вместе с общевойсковыми армиями, занимающими районы, через которые прошли танкисты.) Это решение предопределило организационное превосходство советских танковых войск над немецкими, а значит – закат вермахта.
Изобилие целей на огромных пространствах России приводило к просчетам в выборе целей. Так, после завершения штурма Севастополя, в разгар наступления на юге, 11-я немецкая армия была услана на север брать Ленинград, но оказалась втянутой в бои местного значения. Опытное, почти элитное, оперативное соединение было выключено на главном стратегическом направлении – на юге.
Другой роковой ошибкой стало превращение сталинградского участка фронта в новый Верден. Пока шла маневренная война, немецкие войска были хозяевами положения. Но Гитлер, будучи верховным главнокомандующим, и сам попал в ловушку позиционной борьбы, и загнал в нее вермахт. Для этого надо было лишь повести лобовое наступление на Сталинград в духе советского командования.
6-я армия, совершив стремительный рывок на 600 км, 24 июля оказалась в 150 км от Сталинграда. Но двигалась она не в безвоздушном пространстве, копилась усталость, безмерно растянулись тыловые
