сломала его волю. Он остался жив лишь благодаря прихоти Хозяина, так как проходил в качестве заговорщика в показаниях ряда «врагов народа». И понимал, кто и за что даровал ему жизнь.

Жуков пытался в рамках своих возможностей использовать свои таланты стратега. Он хотел расколоть германскую оборону, бросая в оперативный тыл крупные войсковые соединения вроде 33-й армии. Но центральная группировка немцев у Москвы была насыщена войсками, и потому фон Бок сравнительно легко находил средства, чтобы заткнуть дыру и окружить прорвавшихся. Жуков самокритично признал после войны: «Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности наших войск и недооценили противника. «Орешек» там оказался более крепким, чем мы предполагали…» (5, с. 375). Рокоссовский же отзывался в мемуарах о методах наступления Жукова в этот период как о неудовлетворительных. Подводя итог своего опыта в битве под Москвой, К.К. Рокоссовский писал: «Я до сих пор считаю, что зимнее наступление как Западного, так и Калининского фронтов не дали тех результатов, на которые были рассчитаны. Операции застыли незавершенными. Выталкивая противника, мы подчас сами оказывались в невыгодном положении, растягивая линию фронта, которая образовывала невероятные вензеля. Враг нередко срезал эти выступы» (7, с. 127).

Жуков использовал методы прорыва немцев 1941 г. Соединения смело бросались на большую глубину, подчас мало заботясь о флангах. Однако у советских войск стратегия глубоких прорывов не сработала. В отличие от Красной Армии образца 41-го г. части вермахта цепко держали оборону. Появление войск противника в их тылу паники не вызывало. Наоборот, все внимание сразу же уделялось возможности отрезать прорвавшихся. Это обстоятельство долгое время игнорировалось. В тыл группы армий «Центр» высаживались воздушные десанты, памятуя, какой страх реальные, а по большей части мифические десанты вызывали у красноармейцев и командования. Однако на немцев они аналогичного впечатления не произвели. Выучка и боевой дух вермахта были слишком отличны от того, что был у Красной Армии в 41-м. В результате в руках группы армий «Центр» остался Ржевско-Вяземский выступ, который будет безуспешно срезаться Красной Армией еще целый год. Эти бои станут одними из самых кровопролитных для наших солдат. Недаром у Твардовского появится стихотворение «Я убит подо Ржевом».

Под Москвой, несомненно, была одержана крупная военная и моральная победа. Впервые за два с половиной года Второй мировой войны дивизиям вермахта пришлось отступать в масштабах фронта. Впервые под вопрос ставилось существование нескольких немецких армий. Но разгромить группу армий «Центр», как это предполагалось и к чему имелись объективные возможности, все же не удалось. Несмотря на довольно тяжелые потери, эта группировка сохранила свою боеспособность и не дала отбросить себя к Смоленску. Широкий выступ у Ржева и Вязьмы, нацеленный в сторону Москвы, надолго стал камнем преткновения для всех замыслов Ставки. Например, боязнь повторения удара на Москву со столь выгодного плацдарма, негативно повлияла на оценку Верховного главнокомандования (а точнее, Сталина) предполагаемых событий летом 1942 г.

Итак, причиной половинчатости победы стал отказ от решительного удара по флангам немецкой дуги обороны с первой же фазы контрнаступления. Верховное командование Красной Армии не смогло решить «проблему Ганнибала» – насколько возможно ослабить центр ради усиления флангов. Сильным был сохранен центр (Западный фронт), а на фланги направлялось то, что было «свободным». Хотя судьба контрнаступления решалась не столько под Клином, Волоколамском и Вязьмой, где наносились главные удары и куда бросались дивизия за дивизией, сколько в полосе наступления 4-й ударной и 10-й армий. Однако к решающему моменту они не имели необходимых пополнений. Поэтому после первых стремительных успехов эти армии уже в первых числах февраля растеряли свои преимущества. Бои приняли тактический характер с большими потерями для советских войск. В сущности, Ставка избрала путь борьбы на измор.

Бороться же с глубинными прорывами на флангах германскому командованию было очень затруднительно из-за скудости резервов и пополнений. С 1 декабря 1941 г. по 31 марта 1942 г. группа армий «Центр» получила всего 180,4 тыс. пополнения, в том числе: в декабре – 40,8 тыс., в январе – 19,1 тыс., в феврале – 69,7 тыс., в марте – 50 тыс. Это при потерях: в декабре 103,6 тыс., январе – 144,9 тыс., феврале – 108,7 тыс., марте – 79,7 тыс. Всего – 436,9 тысяч человек (8, с. 279), т. е. численность группы армий «Центр» постоянно уменьшалась. А если учесть плохую обеспеченность солдат зимним обмундированием, то крах германской армии под Москвой, казалось, был неминуем.

В марте 1942 г. Геббельс записал в дневнике: «Фюрер рассказал мне, как близко в последние месяцы мы были к зиме Наполеона. Если бы он проявил слабость хоть на мгновение, фронт рухнул бы, и последовавшая катастрофа заставила бы побледнеть бедствие, постигшее Наполеона» (9, с. 76). И все-таки немецкий фронт устоял. Более того, вермахт, как это ни парадоксально, тоже одержал свою победу – прежде всего – моральную, продемонстрировав невиданную в истории германской армии стойкость в зимних условиях. Были разгромлены 33-я и 29-я армии, обескровлены десятки советских дивизий. Красная Армия в полосе группы армий «Центр» с декабря по март потеряла свыше 1 млн человек. А «разбитые» немцы – вдвое меньше. Это позволило германским войскам вскоре ринуться в наступление с новой решимостью и уверенностью в своем превосходстве.

Что нового привнесла Московская битва в тактику Красной Армии? Ответ почти отрицательный: ничего существенно нового.

Германские генералы многократно отмечали, что красноармейские части образца лета 1941 г. не умеют атаковать. Они ходили в атаку густыми цепями без надлежащей артподготовки, не умели маневрировать. Эти слабости не могли не сказаться и в ходе московского контрнаступления. 9 декабря 1941 г. командование Западного фронта (фактически Г.К. Жуков) специальным приказом потребовал от наступающих войск прекратить делать упор на фронтальные бои. «Против арьергардов и укрепленных позиций оставлять небольшие заслоны и стремительно их обходить, выходя как можно глубже на пути отхода противника, – указывалось в приказе. – Сформировать несколько ударных групп в составе танков, автоматчиков, конницы и под водительством храбрых командиров бросить их в тыл противника» (8, с. 281). По мнению историка К. Рейнгарда, приведшего этот приказ Г. Жукова, недостаток снаряжения и опыта «привел к тому, что поначалу в действиях русских командиров среднего и низшего звена никаких сдвигов не произошло» (8, с. 281).

Использование конных корпусов и лыжных батальонов явилось одной из мер по маневренному ведению боевых действий, так как из-за глубокого снега и сильных морозов танки использовались главным образом как средство тактической поддержки пехоты. Но лишь кавалерийские дивизии Белова наступали там, где требовала стратегическая обстановка. Остальные бросались в лобовые атаки, подобно корпусу Доватора, поэтому их тактические успехи не перерастали в оперативные прорывы.

Крупнейшим недостатком командования Красной Армии оставалась негибкость в достижении цели. Солдат могли гонять в атаку на один и тот же укрепленный пункт ради исполнения приказа до полного обескровливания части. Такая «тактика» была столь вопиюще безобразной, что Верховное командование неоднократно требовало прекратить практику атак «до последнего солдата». Так, 27 января 1942 г. Г.К. Жуков писал командующему 49-й армией И.Г. Захаркину: «Невыполнение задач 49-й армии, большие потери в личном составе объясняются исключительно личной виновностью командиров дивизий, до сих пор грубо нарушающих указание т. Сталина… о тактике и технике наступления на оборону в населенных пунктах. Части 49-й армии много дней преступно ведут лобовые атаки на населенные пункты… и, неся громадные потери, не имеют никакого успеха» (10, с. 271–272).

Чтобы выполнить, безусловно, ценные указания т. Сталина, командирам нужно было давать время на подготовку наступления. Требовать же «завтра, к 14.00 овладеть пунктом N…» означало, что командирам ничего не оставалось, как атаковать в лоб в надежде, что кривая вывезет. Причем эта практика сохранялась всю войну. Да и сам Жуков мог игнорировать приказ Верховного Главнокомандующего. Вот характерный штрих. Апрель 1945 г. Война, по существу, выиграна. Но вечером 18 апреля командир 11-го танкового корпуса получил приказ командующего фронтом Г.К. Жукова: «Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии. Любой ценой 19.4. выйти в район Вердер, Беторсхаген. Исполнение