Зал, куда провели Мышонка, был предназначен для проведения брифингов и презентаций, на которых должно было присутствовать до сотни человек. Поэтому кресла были установлены в виде амфитеатра, уступы которого полукругом охватывали кафедру с установленным позади нее экраном. Впрочем, на самом деле этот экран закрывал широкое окно, смотрящее на запад. Если экран сворачивали во второй половине дня, то лучи солнца заливали весь конференц-зал. Но такое случалось редко, поэтому обычно зал освещался искусственно. Так было и на этот раз.

Присутствующих было немного. Бука, Филип, Стивен Прата и несколько его заместителей разместились на первом ряду. Мышонок встал у кафедры. Охранники ради приличия отступили от него на несколько метров, но при этом двое из них держали Мышонка на прицеле. Сам Мышонок сначала поискал взглядом стул, но не нашел его и остался стоять. Снял шляпу и положил ее на кафедру. Легко улыбнулся и начал говорить:

— Уважаемые коллеги! Как нам всем известно, я проходил фигурантом по одному из ваших дел, связанных с профессором Швейцем. Ваши специалисты провели атаку на него, уничтожив его базовый конструкт. После этого я потерял поддержку Швейца и был подстрелен в стычке на Тауэрском мосту. Следует заметить, что ни я, ни Швейц не в претензии на вас. Мы не собираемся требовать компенсации за эти инциденты.

Бука обратила внимание, что, когда Мышонок упомянул о том, что Швейц наравне с ним не имеет претензий к ЦЕРТу, Филип закусил нижнюю губу. А Мышонок продолжал:

— Я не погиб тогда. Как вы уже знаете, Швейц в состоянии так воздействовать на человеческое сознание, что несколько меняются основные характеристики человеческих рефлексов. Поэтому для меня ранение и последовавшее за ним падение не могли быть смертельными. Я пришел в себя в какой-то больнице для неимущих. Там не удивляются людям с огнестрельными ранениями. У меня не было документов, у меня не было денег, поэтому я не мог рассчитывать на нормальное лечение. Но все же я выздоравливал. Впрочем, это не означало, что я выживу. Я не мог связаться с профессором Швейцем. Это вгоняло меня в тотальную депрессию, которая вполне могла закончиться суицидом. В те дни я отлично понимал, что заставило Ицки броситься вниз с крыши небоскреба, когда Швейц оставил ее.

Бука так увлеклась рассказом Мышонка, что почти автоматически задала ему интересовавший ее вопрос, несмотря на то, что изначально решила помалкивать в этом зале:

— А почему Швейц оставил Ицки?

— Она начала проявлять интерес ко мне. Чисто физический интерес, если вы меня понимаете. Все-таки пятнадцать лет девушке, гормоны начинают брать свое. Швейц решил, что она выходит из-под его контроля, и переключился на меня. А ее оставил. Теперь и я знаю, что после юстировки рефлексов наступает привыкание, и необходимо практически ежедневное общение со Швейцем, чтобы он мог поддерживать меня в форме. А после вашей атаки на него я потерял с ним связь и уже начал терять форму. Полагаю, именно это и сыграло свою роль в моем поражении на мосту.

Прата сидел молча и лишь время от времени кивал в такт собственным мыслям.

— Итак, в той больнице я был близок к суициду. За четыре дня мне залатали плечо, и уже перед выпиской вдруг включился телевизор, висевший под потолком палаты. Нас там было человек пять, и этот телевизор ни разу не включался, пока я там лежал. А тут буквально за несколько часов до выписки он заработал. На экране появился какой-то абстрактный узор, и голос, которого я раньше никогда не слышал, сказал: «Мышонок, выбирайся отсюда, найди троды и подключись». После этого телевизор выключился, а я понял, что я снова не один.

Стивен Прата ткнул в Мышонка пальцем и спросил:

— Значит, Швейц тогда не погиб?

— Почему же? Ваша атака увенчалась успехом. Его базовый конструкт был безвозвратно разрушен. Но Швейц раз в несколько дней делал свою копию. И где-то через полторы недели после вашей атаки последняя копия ожила. Он не помнил последних событий, но восстановил примерный ход событий по следам. Как вам известно, любое действие в Сети оставляет следы, а у него больше возможностей для их анализа, чем у кого-либо. Затем он нашел выход на меня, и мы снова встретились. Следует отметить, что он несколько переосмыслил свою линию поведения и предоставил мне больше свободы. Ко мне вернулись многие мои ощущения и привычки. Если раньше Швейц очень жестко задавал параметры моего поведения, практически программировал меня, то теперь я свободен. Я такой же, как прежде. Я все помню.

Последние слова Мышонок говорил, глядя на Буку в упор, и она отчетливо понимала, что эти слова предназначены именно ей.

Хорошо, юноша. — Прата снова вступил в разговор. —А зачем вы пожаловали к нам? Известить о провале нашей операции? Спасибо, конечно. Но я полагаю, что у вас еще кое-что на уме.

— Вы абсолютно правы, господин Прата. У меня к вам дело.

— Лично ко мне? — поднял бровь Прата.

— Нет, к ЦЕРТу. Но мне кое-что нужно.

— И что же? — Прата сам вел разговор, Филип и остальные заместители руководителя ЦЕРТа только слушали.

— Я уполномочен сделать заявление перед высшим и линейным руководством ЦЕРТа. Для этого мне нужен свободный доступ в Сеть и троды. Естественно, доступ не должен просматриваться вами. Впрочем, скорее всего, вы будете пытаться фиксировать мою связь с Сетью, но это не будет иметь значения. В общем, доступ и все высшее звено — это все, что мне нужно.

— Хорошо.

Прата повернулся к одному из заместителей и тихо отдал какие-то распоряжения. Заместитель кивнул и вышел из зала. Через несколько минут в конференц-зал начали заходить люди и рассаживаться по креслам. Техники в синих комбинезонах устанавливали на журнальном столике рядом с кафедрой технику. Мышонок все это время неотрывно смотрел на Буку и легко улыбался.

Наконец все, кого попросил присутствовать Мышонок, прибыли в зал. Всего набралось не более пятнадцати человек, не считая охрану. Прата кивнул Мышонку, и тот начал надевать троды.

— Секунду, Дмитрий, — привстал Филип. — Вам же кресло понадобится, чтобы с тродами работать.

Действительно, человек, входящий в киберпространство при помощи тродов, практически полностью