кончилось, он рассекретился, ему перевели деньги, и сейчас он пойдет снимет для себя другой номер, а Бука пусть спит здесь.

— Не надо, — сонным голосом сказала Бука. — Не первый раз ведь, места обоим хватит. И… — она запнулась, — мне не хочется сейчас оставаться одной.

Филип не сказал ни слова. Выключил свет, завозился в темноте (Бука по звуку поняла, что он снимает носки) и в брюках и рубашке лег на другой край кровати. Бука повернулась к нему лицом, уткнулась лбом в плечо. Тут и пришли слезы. Все время, пока она не заснула, Филип гладил ее по голове и шептал что-то успокаивающее.

Утром они позавтракали (апельсиновый сок, тосты с маслом и яичница — консервативнее не придумать), и Филип вызвал такси, чтобы обоим доехать до аэропорта Хитроу. Там и должны они будут разлететься в разные стороны. Чемоданы Филип положил в багажник, а затем сел на заднее сиденье, где уже сидела Бука. В полном молчании они ехали по осеннему Лондону.

Когда они остановились перед светофором, Бука вспомнила карту района, через который они сейчас проезжали. Еще . три перекрестка, и машина выйдет на прямую трассу до аэропорта. Всего три перекрестка. В этот момент слева от машины появился велосипедист. Бука повернулась налево, и через стекло двери увидела, как молодой парень в сером обтягивающем комбинезоне, сидящий в седле велосипеда, замедляет ход, наклоняется над своим рулем и поворачивает голову к ней. Время вдруг почти остановилось. Бука успела рассмотреть синий обтекаемый шлем велосипедиста, непрозрачные солнцезащитные очки, цвет которых шел от красного по краям к фиолетовому у переносицы, минуя по пути все цвета радуги, и поняла, что он приехал по ее душу. Она отчетливо представила, как велосипедист сейчас достанет пистолет, выстрелит два раза в боковое стекло такси и уедет. Бука сжалась в ожидании, но парень в радужных очках отвернулся от машины, нажал на педали и уехал вперед, лавируя между машинами. Бука проводила его взглядом до перекрестка, к которому оп подъехал как раз в тот момент, когда светофор переключился на зеленый свет, а затем ее правая кисть сжала левую руку Филипа.

— Возьми меня с собой, — сказала Бука. — Пожалуйста.

Зима в Вашингтоне для Буки была непривычно мягкой. Во второй половине декабря температура была такой, как в октябре. В нормальном европейском октябре, конечно. Но Бука еще не успела соскучиться по настоящей зиме, которой в округе Колумбия не бывает. Филип, конечно, говорил ей, что здесь иногда выпадает снег, но даже он соглашался, что по сравнению с европейской зимой, не говоря уже о русской, зима в Вашингтоне намного теплее. До наступления Рождества осталось всего полторы недели, а температура еще не доходила до минусовой отметки.

Филип взял Буку с собой в Вашингтон, где и располагалась штаб-квартира ЦЕРТа. Уже почти три месяца они жили вместе. Но если Филип практически целыми днями пропадал в своем офисе, оставляя для отдыха лишь выходные, то Бука днем была предоставлена сама себе. В новом городе, в новой жизни дни проходили быстро. Иногда она устраивала себе долгие прогулки по городу. Вашингтон действительно был столицей государства, но при этом был заметно спокойнее, чем Эл-Эй или Нью-Йорк, куда Бука с Филипом выезжали на уик-энды два или три раза.

Вот и сегодня, в середине рабочего дня, когда Бука вышла прогуляться в один из парков, расположенных практически в центре города, людей в нем было немного. Две молодые негритянки в ярких куртках с колясками вывезли на прогулку своих грудных детей. Белая девушка в светло-сером пальто сидела на скамейке, читая какую-то толстую книгу. Студентка, видимо. Какой-то мужчина в спортивном костюме трусцой бежал по дорожкам парка. Поздновато для утреннего джоггинга, но каждый сам решает, когда у него наступает утро. На лавочке напротив студентки сидел мужчина в черном плаще. Голову он наклонил вниз, и черная шляпа на его голове закрывала лицо. Когда Бука проходила мимо него, он вскинул голову, и сердце Буки зачастило от страха. На нее смотрел человек, который погиб от ее рук. На нее смотрел Мышонок.

Бука попятилась назад, но Мышонок предупреждающе вскинул руки, повернув их ладонями к ней:

— Лариса, подожди! Мне надо всего лишь поговорить!

Бука остановилась.

— Видишь, я не двигаюсь, я не вооружен, — продолжил Мышонок, не вставая со скамейки и держа руки на виду. — Мне просто надо поговорить.

— Ты не сердишься на меня? — Бука понимала, что вопрос прозвучал совершенно по-идиотски, но не смогла его иначе сформулировать. Потрясение от неожиданной встречи все же было слишком велико.

— Милая, я же люблю тебя. Как я могу сердиться на тебя?

— Раньше ты говорил совсем другое.

— За последнее время многое изменилось, — Мышонок пожал плечами. — Поэтому нам и надо поговорить. Впрочем, не только нам с тобой. Я бы хотел поговорить и с Филипом, и с его боссом. Мне надо очень многое сказать самым разным людям.

Бука молча смотрела на Мышонка, а рука ее потихоньку ползла к карману плаща.

— Солнце, пожалуйста, только не это. Второй раз я могу ранения и не выдержать. Что это вообще за привычка — стрелять в меня при встрече?

— Я не ношу оружия, — ответила Бука. — У меня там телефон.

— Филипу хотела звонить? — сразу понял Мышонок. — Я могу только приветствовать такое решение. Нам будет удобнее говорить втроем. Думаю, ты себя тогда будешь чувствовать не так скованно. Ладно, солнышко, — Мышонок встал со скамейки, — ты извести Филипа, а я пока поброжу по городу. Никогда еще не был в Вашингтоне. Лучше всего нам встретиться ближе к вечеру. Согласна?

Бука лишь кивнула в ответ.

— Ну и чудесно. Ладно, ты звони пока, а вечером увидимся. Я вас найду. До встречи.

Мышонок пошел прочь от Буки по дорожке парка. Она смотрела ему в спину, а пальцы сами набирали номер Филипа на телефоне, который лежал в кармане ее плаща.