понимал. Может, она боялась, что в один прекрасный день Федор не вернется? Или не хотела показывать соседям, что ее семейная жизнь идет «не как у людей»?
«Ханжество, глупость, лицемерие и лень в одном флаконе».
Если б не было настолько неинтересно, скучно и противно, Федор обязательно поразмышлял бы, есть ли смысл в существовании таких особей, как Люська, и таких социальных ячеек, как их семья. Но было как раз скучно и неприятно.
«Ну и наплевать». Федор почесал бедро ближе к ягодице и пошагал в сторону площади. Ходить тоже было неинтересно, но, как и увернуться от кастрюли, необходимо. Нет, Федор не надеялся увидеть на площади что-то новое, захватывающее и невероятное. В сказки он не верил с пяти лет. Просто организм требовал движения. А бессознательные желания были для Федора святы. Он не любил этот мир, населяющих его людей, Люську, себя самого как личность, но всегда уважал Федора Пустотелова как биологического индивида. Подсознание требовало пройтись и размяться – Федор шел и разминался. Подкорка сигнализировала, что пора поесть или, наоборот, избавиться от шлаков – Федор ел и... наоборот. Изредка организм даже заставлял хозяина грешить против такой стройной философии безразличия ко всему на свете и, повернувшись на бок, пристраиваться к храпящей в такой же позе Люське. Слава богу, случалось это редко и заканчивалось еще до того, как удивленная жена успевала перевернуться и перетащить Федора в классическую позицию – Люська признавала только ее.
Все это было потаканием телу. Но, в конце концов, Федор не был ни монахом, ни йогом и никаких обетов никому не давал.
– Федор!
Пустотелов сделал по площади только пару шагов, а его уже заметили. Событие было нерядовое. Федор обернулся и обнаружил, что перед ним стоят трое. Двое близнецов и кабатчик Поликарпов. Незнакомые братья выглядели слишком аккуратно для подвала, а Поликарпов был чем-то сильно взволнован. Будь Федору не все равно, он бы, наверное, удивился.
– Обыскались тебя! – радостно сообщил владелец питейного заведения.
– Чтобы налить? – буркнул Федор после некоторого раздумья.
– Чтобы обыскать, – хмыкнул один из «аккуратных». – Руки подними.
Это было и вовсе что-то необычное. Но все равно неинтересное.
– Я арестован? – Пустотелов медленно поднял руки.
Перспектива обыска его не взволновала. В карманах у него не было ничего, кроме дыр.
– Полегче, Пивцов, – приказал кто-то, приближающийся слева.
Федор перевел безучастный взгляд на еще двоих «аккуратных», бегущих от кабака. То, что это были агенты Планетарной Службы Безопасности, он понял, а вот чего они хотят от никчемного обитателя подземелья, оставалось для Пустотелова загадкой. Впрочем, его это не волновало. Хотят, значит, надо им. А зачем – вообще не вопрос. Государственная необходимость, наверное.
– Как фамилия? – третий из аккуратных агентов запыхался.
Федор окинул его с головы до ног рассеянным взглядом. Этому служаке надо было чаще гулять. Наверняка привык ездить в роскошных машинах и лифтах, а стоило пробежаться – и сразу одышка...
– Пустотелов, – наконец соизволил ответить Федор.
Запоздалый ответ, казалось, агента даже обрадовал.
– Чем занимаетесь?
«Впрочем, имея такой костюмчик и такую работу, одышкой можно и пренебречь. Наверняка она не мешает ни хлопать дверцей лимузина, ни тыкать пальцем в кнопку лифта, ни поднимать бокалы с изысканным вином или иметь успех у дорогостоящих дам, наряженных в вечерние платья и бриллиантовые колье...»
– Ничем.
Агент утер белоснежным платком испарину и переглянулся с последним из «аккуратных». Тот сунул руку за пазуху, повозился с чем-то и включил на запястье небольшой экранчик. Это были явно не часы. Хотя бы потому, что вместо цифр или стрелок на экранчике появились какие-то строчки. Наверное, инструкция.
– А раньше чем занимались? В тюрьме не сидели?
«Кому она нужна эта тюрьма? Что там интересного? Скука, похлеще, чем в одной квартире с Люськой. И такая же безысходность. Ну, или почти такая же. Что там обнадеживает? Ожидание, когда закончится срок? Ну и что с того? Выйдешь на волю, а там тот же подвал. Только без решеток...»
– Не сидел. Работал. Слесарем в космопорту.
Владелец часов-телевизора, самый запыхавшийся, но по виду самый важный из агентов, сверился с инструкцией и многозначительно поднял одну бровь.
– Что не пьете, видно сразу. Ну, а чем тогда себя, так сказать, занимаете? Как проводите свободное время? Ведь человеку надо как-то расслабляться. Может, вы рыбак или коллекционер? Или за женщинами не прочь приударить, а? Ну, там, «опять любовь – играет кровь».
Он игриво подмигнул. Федор даже бровью не повел.
«За женщинами? Однажды приударил. Было. Результат – дома. Сто двадцать кило живого веса, сальные крашеные патлы и вечные причитания, переходящие в истерику. И еще два побочных эффекта десяти и пятнадцати лет от роду. Вот и вся любовь, вот и все романтические похождения...»
Агент, не отрываясь, читал свою инструкцию и ухмылялся. Это показалось Пустотелову странным. Каким-то он был несамостоятельным, этот «важный». Вздохнуть не мог без своей инструкции. Агент называется!
– Нет. За женщинами не бегаю. Я вообще никак не расслабляюсь. Я просто не напрягаюсь.