свалил его на пол и набросил сверху одеяло.

На следующее утро я собирал вещи для поездки в Лондон. Ронни очухался, когда я уже закончил.

— Тяжелый день выдался вчера, Рон? — спросил я.

— Хуевый, — ответил он, указывая на свою голову.

Мыслями я был уже в Лондоне.

Меня все еще держит со вчерашнего вечера; или вчерашний вечер все еще продолжается, не знаю что там натикало, да и кого это колышет, потому что Симми поставил шары в треугольник и заказал один Гиннес и одну пинту биттера, а старый Гарри сказал: «Чертов пьяный шотландец опять нажрался». Тут Симми крепко обнял сварливого старого козла, затем поднял его и прислонил к стойке, а Ви сказала мне, что я прошлым вечером был в неадекватном состоянии, и белыми дряблыми руками схватилась за свое мрачное, злобное одутловатое лицо. Мне было крайне неприятно автоматическое, самонадеянное, плутовское заключение Симми, что я хочу играть с ним в долбанный пул, как будто это просто часть естественного порядка вещей...

Ах ты, мудачье.

Черт... Я подумал, что из моего желудка все сейчас попросится обратно; это карри. Я не знал, либо плевать, либо глотать или жевать, и тут Симми разбил выставленные шары... Он глядел на мое красное, потное, дергающееся лицо, и объяснял свою концепцию...

— Движущая сила. Движущая сила, здоровяк, вот в чем все дело. ДВИ-ЖУ-ЩА-Я СИ-ЛА. Мы должны управлять этой волной, следовать приливу и использовать его весь без остатка, насколько он может нести нас. Движущая сила. Когда она работает на тебя, ты просто не можешь ее игнорировать.

Симми обычно базарил на нашей квартире с Клиффом. Клифф читал The Independent. Они черпали свой словарный запас из прессы, обычно цепляя его на спортивных страницах.

Я направил удар в боковую лузу по левую руку. Отличная попытка. Толстый конец кия Симми в знак признания застучал по линолеуму.

— Отлично сыграно, дружище, — воскликнул он.

— Движущая сила, ебать копать, это все спид, который мы вдыхаем, вмазываем и кидаем на кишку теперь уже сутки напролет, и понимаешь, когда я покончу с этим, наконец образумлюсь, то скажу: «Хватит, долбоебы, мы отрываемся уже целые дни, нет, делаем это чертовыми неделями, нет месяцами, долбанными месяцами».

Симми на это ответил так:

— Скажу тебе, тем не менее, дружище, что ты и я на следующей неделе пизданем на запад города. Прямо на этом 207 автобусе вниз по Аксбридж Роуд. Не слезаем на Илинг Броудвэй и не зависаем в Буше. Прямо на запад. Клубы и женщины. Никаких компромиссов. Никаких уступок.

Он начал насвистывать «Derry»s Walls".

Чувак расстроил мою концентрацию и я лажанул с легким шаром в центральную лузу. Слишком озабоченный, чтобы правильно направить желтый.

А ведь именно этот мудак всегда херит поездку на запад, именно он заставляет нас зависать в Илинге или Буше, пока у нас не снесет крышу. Для него это все в порядке вещей. Он — толстый, уродливый, тупой, самонадеянный, хитрожопый ханжа-неудачник, немецкий ублюдок с маленьким, никуда не годным членом, и оранжевым лицом, обезображенным оспой, с рубцом от шрама, кровоточащими нарывами, и у него на голове эти жесткие, курчавые волосы, типичные для бошей, и они выглядят так, будто пересажены с чьего- то лобка, и у него еще огромная задница, выделяющая в горизонтальном положении фекальные массы. И все это вместе делает его шансы зацепить женщину, не выглядящую так, словно она может есть помидоры сквозь теннисную ракетку, просто невероятными. Как же он омерзителен! И проблема, что этот урод мешает мне склеить кого-то стоящего, а квартира у него такая же засранная, как и он сам, с обертками из-под рыбы и чипсов, и потрескавшимися картонными коробкам, грязными тарелками, разбросанными повсюду, а что до его комнаты, ну, тебе придется заставить убрать его чертову кровать только сборщиков квартирной платы. Потом там еще этот мудак Клифф, и его чертовы носки, валяющиеся в прихожей, а не в его комнате, и провонявшие всю квартиру. Даже те наши знакомые чиксы, живущие через улицу, Назним, Пола и Анджела, теперь уже не заходят к нам дунуть, так что как же я могу пригласить туда кого-то? А ведь именно я познакомился с ними, подойдя к ним с моим классическим прогоном:

— У меня день рождения в один день с Иэном Кертисом, Линдой Ронштадт и Тревором Хорном. Вы знаете Тревора Хорна? «Видео, убившее Радио-звезду»? «Живущие в Пластиковую Эру»? Он был одним из крупнейших поп-продюсеров восьмидесятых.

Как мог человек обломаться с подобными прогонами? Но вот я обломался, благодаря ассоциации меня с этим идиотом. Теперь они не хотят, чтобы я к ним заходил, потому что это подстрекнет Симми тоже пойти со мной, и всем докучать своим занудством. Но мне все же надо пойти туда, чтобы выбраться из этой квартиры, потому что запах кошачьего сральника всеподавляющий, все в кошачьей моче и дерьме. Это не ошибка животного, хотя ублюдок и гадит повсюду. Симми должен был с ним разобраться; кот рвал обои и занавески и диван. Но он отделывался фразами, что кошки гигиеничные существа и избавляют от мышей... Я бы лучше торчал в квартире своего старика, зависал бы лучше в парках, а они ведь даже не уволили меня, по крайней мере это хоть была работа...

— Давай же, здоровяк, ты спишь на ходу...

Я загнал два шара. Сегодня вечером я пойду и повидаю Назним, и скажу ей, что я в нее влюбился. Нет. Это будет ложью. Я только хотел заняться с ней сексом. Хватит с меня этих циничных игр, потому что она ушла, ушла, ушла, ушла, и никогда мне не написала, хотя в последний раз, когда я виделся с ней, она обнадеживающе сказала, что мы сможем продолжить с того места, где мы остановились, как только она разберется с кое-какими вещами. Сейчас уже с тех пор прошло много месяцев, и она здесь, здесь в Лондоне, и я полагаю, вот почему и я торчу здесь, как будто возможно случайно столкнуться с кем-то в Лондоне, ходя там по магазинам на Оксфорд Стрит, как ты можешь в Принни. Наверное, я мог наскочить на нее в каком-нибудь клубе, в Ministry of Sound или где-то еще, но я никогда не ходил по магазинам в Лондоне, В ЦЕНТРЕ ЛОНДОНА. Я никогда не ходил в клубы, только в пабы или ночные питейные заведения, полные алкоголиков, которых Симми характеризовал как соль земли. Для меня же они просто побитые, сломленные жизнью люди, которым нечего сказать, никакой способности проникновения в суть вещей, ничего... Я загонял черный, старый Гарри злобно хихикал, а шотландский чувак из Гринфорда сказал: «Давай, приятель, разберись с этим оранжевым мерзавцем», — и тут они с Симми вдарились в светский, нудный междусобойчик о футболе и соперничестве религий, парализовавший их крайне ограниченные умственные способности, а нам всем полагалось здесь надираться, мочиться в штаны и слушать, затаив дыхание, и только черный шар стоял между мной и унижением этого толстого боша-ублюдка.

Он спокойно позволил мне закатить его.

— Извини, здоровяк, я выиграл. Ты попал не в объявленную тобой лузу.

Старый Гарри кивнул с умным видом. Выдача напитков закончилась даже раньше, чем я успел начать протестовать. Симми никогда не выходил из Красного Льва в Гринфорде, а я ненавижу это место. Они все принимают домашние правила скаредного болтливого бармена, выходца из Глазго. Какой же подлый этот урод!

— Не задалась игра, здоровяк, не повезло тебе, — улыбнулся он, протягивая свою руку и театрально пожимая мою.

— Моральная победа достигнута, но испорчена масонским судейством, — сказал другой чувак- шотландец. — Боши все одинаковы.

— Правильно, — сказал я. — Я сваливаю.

Я сообщил, что встречаюсь с Клиффом в Леди Маргарет. Я не мог скрыть своего нетерпения. К черту Клиффа, именно Назним я хочу повидать; женщину, у которой день рождения в тот же день, что и у Барбары Диксон, Мит Лоуфа и Элвина Стардаста.

— Вот они, парни с восточного побережья. Несколько дней пробухают, и все, им хуево. Никакой внутренней силы, — засмеялся Симми. — Увидимся на квартире, здоровяк.

Я оставил его, выставляющимся при дворе потенциальных жертв рака легких, цироза печени, вызванного алкоголем удушья через рвотную ингаляцию, пожаров из-за курения в постели и бытовой