со мной.

— Хорошо, — говорит он. Мы выскальзываем через боковую дверь и выходим на улицу. На улице холодно, да еще какая-то хрень с неба падает типа мокрого снега. Вот такая у нас, бля, весна! Этот пацан, он прямо скелет ходячий, кожа да кости, хотя в его случае, наверное, стоит сказать — член и ребра, как будто все питательные вещества, поступающие в его тело, сразу уходят в член. Если бы он был девчонкой, он бы, возможно, дошел до такой степени обезвоживания, что пришлось бы везти его в реанимацию. Здоровенное адамово яблоко выпирает, землистая кожа вся в пятнах… нет, он точно не кинозвезда. Но в мире порно, если на него будет спрос… а спрос обязательно будет, с таким-то хозяйством…

Мы приходим в теплый и гостеприимный Кэйли, с его огромным камином с открытым огнем, я беру по паре пива и бренди, и мы садимся за столик в тихом уголке.

— И за что эти твои приятели так на тебя наезжают?

— Это все потому, что я не-не-немного застенчивый… и еще из-за заикания…

Я на пару секунд задумываюсь, изображая заинтересованность — на самом деле это очень непросто, скрывать свое полное безразличие, — и задаю вопрос:

— Это ты из-за своего заикания такой застенчивый или ты заикаешься потому, что всего стесняешься?

Кертис пожимает плечами.

— Я ходил к врачу, чтобы выяснить, и мне сказали, что это п-п-просто не-не-нервное…

— А с чего это ты такой нервный? Ты вроде ничем не отличаешься от своих приятелей. У тебя же не две головы, и ничего такого. Вы все одеваетесь одинаково, принимаете одни и те же наркотики…

Пацан наклоняет голову, и кажется, что под этой бейсболкой вааще ниче не происходит. Потом он говорит страдальческим шепотом:

— Н-н-но… когда ты еще ни-ни-никогда не делал… ну, этого самого, а они все уже да-да-давно…

Средняя длина члена шотландского онаниста — девятна-на-на-надцать дюймов…

Тут мне сказать нечего. Я просто киваю, изо всех сил изображая сочувствие. С нарастающим напряжением я понимаю, что эти мелкие мудаки в большинстве своем еще недостаточно взрослые для того, чтобы ебаться законно, не говоря уж о выпивке. Благодарение Богу за сертификат мира от Главного Констебля Леннокса.

— Филипп ду-ду-думает, что он самый крутой, потому что вертится вокруг Бе-бе-бегби. Он бы-бы-был моим лучшим другом ваще. Я, может, и скромный с девушками, но я не пи-пи-пидор. Дэнни… Урод, он понимает, что можно ваще оробеть перед де-де-де-девушкой, которая тебе нравится.

— Так ты никогда не ходил на свидания с кем-нибудь из девчонок, которые с вами тусуются?

Лицо этого мелкого пиздюка становится свекольно-красным.

— Нет… нет… ох, нет…

— Хотя для них это, может, к лучшему. Ты бы их напополам разорвал своей палкой. — Я указываю взглядом вниз. — Не мог не заметить, приятель. Готов поспорить, тебя мать сама грудью кормила. В тебе есть итальянская кровь? — говорю я.

— Не… я шотландец, да. — Он смотрит на меня так, как будто я злостный маньяк-педофил.

В войне полов этот мудак — законченный пацифист. Для цыпочек это и к лучшему, потому что с таким оружием он бы их всех просто поубивал.

— У тебя наверняка были возможности, — говорю я.

Паренек уже просто в смятении, глаза у него слезятся, когда он, заикаясь, невнятно рассказывает о своих былых унижениях.

— Я был с… с… одной девочкой… один раз… и она мне сказала, что у меня слишком бо-бо-большой, что я урод.

Вот ведь какое дурацкое счастье у пацана, первая возможность потрахаться подвернулась — и с такой дурой.

— Неправда, приятель. Это она уродина, блядская корова. — Я качаю головой, наставляя его на путь истинный. Ну да, он сутулый, дерганый, с нервными, бегающими глазами и таким запахом изо рта, что любая женщина скорей согласится в задницу его целовать, да еще и ужасно заикается. Я также готов поспорить, что все это — из-за той глупой уродины, у которой просто мозгов не хватило понять, какое ей привалило счастье.

— Слушай, ты знаешь Мелани? Глаза у парня слегка загораются.

— Это та, с которой вы порно снимаете на втором этаже?

— Блядь! Вообще-то об этом никто знать не должен! — Я резко втягиваю воздух и борюсь с искушением спросить у него, откуда он знает о нашем закрытом клубе. — Да, это она, — говорю я тихо.

— Да, конешно, я се, типа, ну, ви-ви-видел.

— Она тебе нравится?

Он весь расплывается в задумчивой улыбке.

— Ага, она всем нравицца… и та, другая, тоже, которая го-го-говорит красиво… — мечтательно тянет он.

Ага, разбежался. Пусть сначала ходить научится, а потом уже бегать.

— Хорошо, потому что ты тоже ей нравишься. Им обеим то есть.

Бедный маленький уебок заливается краской.

— Не, быть не может. Не, ты изде-изде-издева…

В сутках просто не хватит часов, чтобы о чем-нибудь договориться с этим заикой, который к тому же и жуткий тормоз.

— Слушай, парень, я наполовину итальянец, по матери. Ты католик?

— Ну да, но я ни-ни-никогда не хожу в це… Я останавливаю его взмахом руки.

— Не важно. Я — убежденный католик, и я клянусь тебе жизнью моей матери, что ты нравишься Мелани, и она очень хотела бы сняться с тобой в одном из любительских порнофильмов. — Я встаю и с непроницаемым лицом иду к бару, чтобы заказать еще выпить. Оставляю придурку время подумать. Когда я возвращаюсь, он вроде как хочет что-то сказать, но мне время дорого, и я его обрываю: — И еще тебе заплатят. Заплатят за то, что ты оприходуешь Мелани, и других цыпочек тоже. И не только в любительских фильмах, но и в настоящем порнокино. Что скажешь?

— Ты шу-шу-шутишь…

— А разве похоже, что я шучу? Мой основной актер Терри сейчас небоеспособен, и нам нужна новая кровь. Ты — как раз то, что нам нужно. Покататься на Мел, да еще деньги за это срубить — по-моему, очень неплохо. Давай, приятель, решайся!

— Мне просто нравится Кэндис, — настороженно сопит он. Еще один сортирный романтик. Как это грустно. Я ее, кажется, знаю. Такая лохматенькая.

— Слушай, друг, я знаю, они там над тобой издеваются как хотят. Но они сразу же перестанут над тобой потешаться, когда ты будешь порнозвездой, который трахает телок из первого эшелона. Подумай об этом. — Я подмигиваю ему и, допив, ухожу. Пусть сидит — думает.

Возвращаюсь обратно в «Порт», в углу сидит мрачный Урод, а Али вовсю его игнорирует. Минут через десять он поднимается и пытается всучить ей какие-то деньги, а она говорит, чтобы он уходил. Он совсем съехал с катушек и выглядит просто позорищем. Самый что ни на есть настоящий бомж-наркоман: нечесаные волосы, настолько засаленные, что жира хватит на все забегаловки в Лейте, глаза так заплыли, что выглядят перманентно закрытыми, вокруг глаз — черные круги, как шайбы, сосуды светятся кровью, а фиброзная кожа текстурой и цветом напоминает гнилую чапати [15]. Типа, привет, красавчик! Муженек заявился, Али, моя куколка, ну и ну, вот это приобретение! Стоило выпустить тебя из виду на несколько лет, и посмотри, что с тобой стало. Это ж надо так низко опустить планку, чтобы заделаться конченой комедианткой. Но ни одна забавная пиздюшка со времен Марти Кейна с Француженкой и Сондерса с Каролин Агерн не вызывала, наверное, столько смеха, сколько вызвала ты, придя в бар с вот этим уебищем рядом с собой. Вот он повышает голос, и я чувствую, что мое присутствие только подольет масла в огонь, так что я ловлю взгляд Али и показываю ей знаками, чтобы гнала его отсюда.

Возвращается Кертис. Он намеренно игнорирует своих приятелей и даже стряхивает руку Филиппа, когда тот пытается ухватить его за плечо. Он идет прямиком к Уроду, чтобы помочь тому выйти из бара. Мой