ужасно походило на Уинстона в его предсмертном состоянии) на фонарных столбах и в магазинах и бесился, когда дети их срывали. И все безрезультатно.

Уинстон II исчез.

Отец поклялся, что больше никогда не заведет собаку, но, когда мы с Ким под Рождество притащили ему щенка немецкой овчарки, он растаял. В отличие от своих предшественников, это была сучка.

Он назвал ее Мэгги. Мэгги была хорошая собака. Никогда мне ничего

выше

выше

выше

– Рой, ты шевельнулся еще раз! Доктор Госс будет тобой очень доволен.

– говорит Патриция –

– За это я поставлю тебе кассету твоей мамочки. У нее такой приятный голос.

Патриция, пожалуйста, не надо. Лучше поговори со мной. Расскажи мне, с кем ты трахалась, или что показывали по телику, да что угодно, только не эту…

Пусть говорят, что он немного грубоват…

– Был бы у меня такой голос…

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

ГЛУБЖЕ

обратно в прострацию. Вода, мы идем по воде, но промок я только до лодыжек. Бред.

Мы с Сэнди карабкаемся по крутому склону Зеленого холма. Идти долго, но с вершины открывается превосходный вид на озеро Торто. Мы вынимаем бинокли. Вся панорама залита розовым; фламинго на воде – это потрясающее зрелище. От стаи доносятся крики, напоминающие звук трубы, или горны футбольных фэнов, или клаксоны машинок в Луна-парке…

Немного спустя Сэнди, не отрываясь от бинокля, говорит:

– Смотри, Рой, левее.

Группа аистов Марабу, примерно около дюжины, вперевалку двигалась по берегу озера, прямо к колонии фламинго.

Аист Марабу представляет наибольшую опасность для Большого и Малого фламинго. Прогуливаясь по берегу, Марабу наводит панический страх на стаю; фламинго жмутся друг к другу, Марабу же, совершив короткий перелет, вонзает клюв в спину жертвы. Пораженного фламинго сначала топят, а потом раздирают на куски и сжирают один или несколько Марабу за три-четыре минуты.

Нападения Марабу привели к серьезным последствиям, а именно, к массовому перемещению колоний фламинго (известен пример, когда семнадцать Марабу обратили в бегство 4500 пар). Фламинго способны выдержать или даже отразить нападение Марабу, если их не больше пяти, но когда их шесть или больше, фламинго снимаются с насиженных мест. Вот она – причудливая арифметика природы.

Когда дело доходит до драки, мы всегда делимся на две группы по 6-10 человек. Мы наткнулись на этих скотов в подземке на станции Иброкс. Скарферы были такие яркие, от их красно-сине-белых нарядов аж в глазах рябило. Все эти значки и флаги; Ольстер – это ведь мозгоебство, жалкая отговорка, всего лишь предлог, чтобы собрать силу. А для нас эта сила – и цель, и средство, она всегда при нас. Все это вчерашний день. Они нервно оглядывались, когда мы группами проходили в глубь толпы. У нас не было флагов: мы пришли по делу. Мы деремся не за футбол, не из слепого фанатизма, не из позерства, не для помпы. Нам на это насрать. Мы пришли по делу.

Воздух наполнился пронзительными паническими криками, возвещающими смерть. Мы с Сэнди наблюдали в бинокли за резней, развернувшейся на северном берегу. События развивались очень быстро, я даже потерял нить происходящего. Более того, я терял самоконтроль. Другие воспоминания все время тревожили меня, мне виделось совсем другое…

Мы рассеяли толпу и погнали группу уродов, разукрашенных, как рождественские елки, похоже, они приехали из Фэтхела, Ланкшир. Эти жирные, пивные уроды, Ссыкуны, съежившись от страха, забежали в паб, но скрыться от нас у них не было шансов. Они не такие, как мы. Притом что я всегда считал себя порядочным страшилой, уродливость этих монстров выходила за рамки возможного. Мы разворотили пивнуху в пух и прах. Гоусти завалил одного Ссыкуна на бильярдный стол и пытался отрезать ему башку осколком пивной кружки.

– Я тебе расковыряю рожу твою сраную! – кричал он.

Демпси запихивал в рот какому-то бздуну кусок мыла.

– Я тебя отмою, Ссыкун вонючий, ты у меня не отвертишься, я тебя и без мыла выебу… вы хоть подмываетесь… ублюдки помоечные!

Лексо вытолкал двух придурков на улицу. Рожа одного из них буквально взорвалась под ударом его крепкого кулака, как спелый помидор, в который выстрелили из духового ружья.

– Где же вы теперь, крутые парни из Глазго? Пидоры гребаные!

Я продырявил еблище одному доходяге своим отточенным карманным ножом. Потом завалил его под музыкальный автомат и отпинал так, что кишки полезли через жопу. Я вспомнил выступления Черчилля времен войны, которые слушал мой старикан; он говорил, что, если мы не поставим немцев на колени, они поставят нам ногу на горло. С этими шакалами то же самое. Повернись к ним спиной, и они налетят на тебя всей стаей, выступи первый, и они закричат: мама, папа, полиция… Я не очень любил сверкать пером, не из-за каких-либо ограничений, нет, я отнюдь не против применения пластической хирургии для исправления ублюд-ских рож, но это значило уподобляться этим ссыкунам, а в нашей банде мы придерживались принципа зуб за зуб. Автомат играл «Ромео и Джульетту» Dire Straits – тупая, мертвая музыка для озверевших мутантов… я повернулся к полупустому пабу, Нори и Джэкси стояли на дверях, поэтому никто не решался уйти. Я крикнул: МЕНЯ ЗОВУТ РОЙ СТРЭНГ! ЗАПОМНИТЕ ЭТО ИМЯ, ЖОПОГОЛОВЫЕ, МАТЬ ВАШУ! РОЙ СТРЭНГ! «ХИБС»-НАША КОМАНДА, ЕБАТЬ ВАС ВСЕХ В РОТ! НОМЕР «ОДИН» В ЕВРОПЕ! А ВЫ – КОЗЛЫ ВОНЮЧИЕ!

Что за черт… Я вижу Марабу, но другого, не нашего; он вонзает клюв в молодого фламинго, затем затягивает его под воду и проглатывает целиком.

Лексо повернулся к бару; мужик в возрасте, пухлая женушка и молодой парень, стоявшие за стойкой, уже наложили в штаны.

– Шесть пива «Беке», вашу мать! С собой, – заказал он.

Ему подали пиво, и этот жирный хрен даже расплатился, иначе мы бы опустились до уровня этих жопоголовых. Мы ведь были, кроме всего прочего, эдинбургские снобы… но я уже не получал того заряда адреналина, как бывало раньше. Все это мне уже приелось. Я схватил кий и запрыгнул на барную стойку. Я крушил бутылки, наслаждаясь звуком разбивающегося стекла, – что-то в нем все-таки есть…

Я начинал терять свою нить и готов был уже закричать: ХВАТИТ! С МЕНЯ ДОВОЛЬНО! И тут я увидал нашего Марабу, а он заметил нас. Чудище нагнуло шею и побежало, хлопая крыльями, чтобы взлететь. Его движения были неуклюжи, но он продолжал свой трудный подъем, пока не добрался до воздушных течений, которые унесли его так быстро и высоко, что мы почти потеряли его из виду.

– Будь ты проклят, Джони Марабу! – вырвалось у Сэнди.

Несмотря на то что добыча от нас улетела, я был в приподнятом настроении. Эта местность – его зона влияния; значит, этот гондон скоро вернется.

– НУ ЧТО, СЪЯБЫВАЕМ ОТСЮДА! – проорал Лексо. Вены на его инее вспухли, а лицо было похоже на черную дыру. Мы вышли из паба, оставив посетителей зализывать раны, и он роздал нам пиво. Мы спокойно пошли по улице, Гоусти обернулся и показал свой секундомер: – Совсем не плохо, меньше чем за четыре минуты.

…Я снова четко вижу… мы заметили, как совсем недалеко от нас несколько крупных Марабу потихоньку протиснулись в галдящую стаю стервятников, пожирающих неразличимый труп какого-то животного. Это было похоже на тело женщины.

нет, только не женщины

нет

нет… это должно было быть что-то другое. Крупный орел выхватил у одного из Марабу большой шматок