что у меня выходной: я подгадал так, чтобы никого, кроме Уинстона, дома не было.

Мы прогулялись по району, пересекли поле для гольфа, мимо отеля «Коммодор» и по набережной дошли до берега. С собой у меня была большая лопата, штык завернут в бумажный пакет. Я взглянул на пса в пластмассовом наморднике, и мне стало жаль его. Это не жизнь для животного. Уинстон II представился мне щенком, а потом чуть ли не преданным другом. Я мог бы повернуть, если бы пронизывающий восточный ветер не задул с устья и не обжег мою искалеченную ногу.

Вот тебе лопатка, вот ведерко – иди, резвись на берегу.

Было еще достаточно рано – тихое осеннее утро, на всем побережье ни души. Начинался отлив.

Я повел Уинстона II к острову. Его лапы оставляли четкие следы на мокром песке. Плевать – мои подошвы и собачьи следы скоро смоет вода.

Мы дошли до острова, и я привязал пса на ржавый крюк, как будто специально вбитый в бетонную стену дота.

Вокруг свистел холодный ветер. Я снял намордник и пристроил на заштопанную морду Уинстона целый набор петард и фейерверков. Крепко-накрепко обтянув все упаковочным скотчем, я снова надел на зверюгу намордник и застегнул ошейник. Уинстон жалостливо попискивал, как делают собаки, когда пересрутся.

Уинстон II стал вырываться; тут я заметил, как на крышу дота села маленькая птичка. Это была малиновка – ранний символ христианства…

…Секунду или две я поразмышлял о значении символов, христианском всепрощении типа: «Подставь другую щеку» и прочей чепухе. Но в этот бред уже никто не верит. Ты один против всего мира – вот как обстоят дела, даже правительство это признает. Налетел ветер и снова обжег мои старые раны. Нет, Уинстон должен умереть. В понятиях христианства это можно назвать справедливой войной.

…Какое-то время я просто смотрел на пса. Выглядел он странно: одинокий глаз поблескивал сквозь упаковочную ленту, трубки цветного картона и натянутый поверх всего пластмассовый намордник. Его трогательные, но тщетные поскребывания передними лапами прекратились; вот прикол – теперь он просто лежал на боку и тихо пыхтел.

Казалось, он почти доволен.

Я с размаху пнул ботинком по отороченным мехом ребрам гордости двора…

НА, ПОЛУЧАЙ

ГРЕБАНЫЙ ДЕТОУБИЙЦА

СДЕЛАЛ МЕНЯ КАЛЕКОЙ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

НЕ ПРЕДАВАЙ УИНСТОНА НЕ ГОВОРИ, ЧТО ЭТО ОН

ПОШЕЛ ТЫ НА ХУЙ, ПАПАША

МУДАК

СОБАКУ ДОЛЖНЫ БЫЛИ УСЫПИТЬ

ВОТ ЗНАЧИТ, ЧЕГО Я

СТОИЛ, – БЕСЦЕННОЕ ДИТЯ!

УНИЧТОЖИТЬ

УНИЧТОЖИТЬ

Уинстон… Уинстон… мальчик мой

Что с тобой, мальчик мой?

Что такое?

Мой верный друг, Уинстон…

Синие бумажные запалы фейерверков торчали из прорезей намордника. Я зажег пару и, следуя инструкции, отошел подальше. Уинстон II, к сожалению, инструкцию проигнорировал.

КАКОЙ НЕУКЛЮЖИЙ МАЛЬЧИК

Небольшой взрыв – и алая кровь окрасила пластмассовый ошейник. Пес беззвучно вырывался. Я подошел, чтобы рассмотреть получше. Тут из головы Уинстона со свистом вылетела ракета, оставив оранжевый искрящийся след…

…так это же Крипто, собака Супербоя… этот пес умел стрелять из глаз тепловыми лучами… лучше бы он дал мне надеть на него плащ…

…Уинстон слепо рвался с привязи…

…Потом был более мощный взрыв. Из-под намордника полетели обуглившиеся куски мяса, плеснула кровь, и собака повалилась навзничь. Ветер донес невыносимый запах, меня аж передернуло; он был все же слабее и чем-то отличался от аромата Гордона. Мне послышался шум, я обернулся – берег пуст. По ту сторону острова виднелась рыбачья лодка, но она была слишком далеко.

Теперь у Уинстона как будто и не было головы; только тлеющие угли вперемешку с расплавленным пластиком.

Кто это с тобой сделал, Уинстон? Покажи мне Покажи кто

Уинстон Уинстон

Кто это сделал?

Кто поднял руку на Уинстона?

Скажи нам, кто это был?

Скажи

Уинстон Уинстон Уиналот Всем известно, ты – проглот.

Уинстон Уинстон Уинстон Получай.

Кто это сделал?

Нечего

Тебе сказать,

Так заткнись,

Ебена мать.

Насвистывая «Четвероногого друга» Роя Роджерса, я тащил смердящий, обугленный труп собаки в другой конец острова, откуда не видно Эдинбургского побережья. Я бросил тело на мокрый песок, взял лопату и начал копать. Пришлось снять круглую металлическую табличку с надписью УИНСТОН и адресом на обратной стороне. Вот что старик говорил о тезке этого пса: на войне не нужно быть добрым, надо быть правым.

Вот яма, которую я выкопал; я покосился на труп и оглядел побережье. Скоро начнется прилив. Я услышал какое-то шебуршание и чуть не обосрался, увидев, что пса дико затрясло. Недолго думая, я спихнул его в яму и стал забрасывать песком. Песок все время скатывался, но движения становились все менее резкими, борьба затихала.

Я забрался на пункт наблюдения и смотрел, как наступает прилив, как остров окружает вода, заливая могилу Уинстона. Я слез и побежал на берег. Мне нужно было торопиться, пока море не отрезало меня от большой земли, – вода уже начала покрывать неровное песчаное дно.

Лопату я зашвырнул поглубже в лес, около реки Алмонд. Там, где она впадает в устье Форта, стоит деревушка Крамонд. Я зашел в деревенское кафе. Заглянула старушенция с тявкой – типа перья на проволочном каркасе. Собачка на меня фыркнула, я снисходительно похлопал ее по холке:

– Обожаю собак, – сообщил я старушке.

Я немного посидел, посушил на батарее подмокшие края штанов. Потом я вышел, выбросил табличку Уинстона в реку и направился обратно в район, заглянув по дороге в «Коммодор» на кружечку пива. Затем я дошел до Сильверноуз и опрокинул пивка в гольф-клубе. После чего я сел на автобус, доехал до центра и прошелся по магазинам. В «Иксайле» я нарыл ничего себе футболку и около пяти отправился домой.

Когда я пришел, все уже были дома. Я постарался проникнуться царившей вокруг мрачной атмосферой, хотя это было и непросто. Старик все время повторял:

– Но не мог же он просто взять и испариться… собака не может просто так исчезнуть с лица земли…

Может, папа.

Может.

Уинстон совершил ошибку. Он доебался до Роя Стрэнга. А до Роя Стрэнга доебываться нельзя.

Отец начал расследование: он угрожал соседям, подвергал их перекрестному допросу, изводил местных копов, расклеивал в безумных количествах ксерокопии с фоткой Уинстона (грязное, смазанное изображение