На ней зеленая футболка и клёвые камуфляжные штаны.

Что здесь происходит? Откуда эта…

Девушка вопросительно поднимает брови, со справедливым недоумением ожидая объяснений,— а я стою как идиот, только глазами хлопаю.

Ах ты ж сволочь такая!..

Сражаясь с возбуждением — не столько физическим, сколько эмоциональным,— я пытаюсь играть достойную роль и выдавливаю улыбку.

— Здравствуйте… Я Дэнни, который… в общем, мы с Брайаном вместе работали.

С языка чуть не срывается, что я его друг.

— А я Кэролайн. Заходите!— Она грациозно разворачивается и убегает в дом. Ну ни фига себе! И вот это — это!— сестра Кибби… Я ныряю следом, как примагниченный, поедая глазами все ее выпуклости и впадины. Увы, в коридоре появляется Джойс, прерывая упоительную погоню. Если дочь — само изящество и спокойствие, то бедная мать — воплощение суетливой и нервозной неуклюжести.

— Мистер Скиннер…— начинает она.

— Прошу вас! Дэнни!— восклицаю я больше для Кэролайн, чем для Джойс. Заполошной корове уже давно пора запомнить, что я не люблю формальностей. Девушка, однако, уходит в гостиную, никак не реагируя на мои слова.

— Как самочувствие Брайана?— Я порываюсь проскользнуть следом за красавицей, но Джойс увлекает меня на кухню и сажает на табурет. В щелку мне виден силуэт Кэролайн. Она не просто симпатичная, о нет! Такой реакции на женщину у меня, пожалуй, еще ни разу не было.

Ну, не считая Джастин Тэйлор со второго курса. Или Кей. Или Дороти. И даже с ними было иначе, а сейчас… Офигеть можно!

Джойс хлопочет с чайником. Я рассматриваю ее, пытаясь представить, как она выглядела в молодости — должна же дочь откуда-то унаследовать свои прелести!— но вижу лишь тугую овечью завивку да угловатую неловкость движений.

— Чувствует он себя, конечно, получше… только в голове путаница,— сообщает миссис Кибби визгливым голосом, словно подпевая свистку чайника.

— М-да, это нехорошо. А что такое?

Джойс сыплет в заварник две ложечки чая, потом добавляет третью — на счастье. Прямо как моя старушка. Собственно, ей и лет не меньше. Хотя по виду не скажешь. Можно подумать, она так и родилась пожилой теткой. А может, вечные хлопоты наложили отпечаток.

— У него странные чувства к бывшим коллегам…— Она осекается, бросает на меня стыдливый взгляд.— Даже не знаю, как сказать… Вот вы, например, столько для него сделали, а он совсем не ценит, даже наоборот… Ужас какой-то! Не могу понять, почему он так себя ведет, откуда эта неблагодарность! Вы нам все время помогали, заботились о нем… Дурно это!..— Лицо ее пунцовеет, щеки трясутся. Она ставит передо мной чашечку.

— Джойс, поймите, Брайан столько пережил,— говорю я проникновенно.— Неудивительно, что у него в голове каша.

Чашечка не больше наперстка, на кошачий глоток. И ручка малюсенькая, не уцепишь.

— Конечно! Конечно!— с энтузиазмом соглашается Джойс.— Он ведь, знаете, такой…

Я вполуха слушаю ее сетования. Из головы не идет красавица Кэролайн — такая классная, милая, спокойная… Ничего общего с визгливой мамашей и мерзостным жалким братцем.

Кэролайн Кибби.

Брайан Кибби.

И тут на меня снисходит озарение. Ну конечно! Вот он, мой официальный пропуск в мир Кибби, возможность изнутри, с близкого расстояния наблюдать процесс! Я одной палкой — в буквальном смысле — убью двух зайцев! Да еще и у Кибби на нервах сыграю.

— Можно подумать, он злодей какой-то. Но это же не так, мистер Скиннер! Он тихий, добрый…

Кэролайн.

Божественное, светозарное имя полностью реабилитирует роковую фамилию «Кибби», отравленную гаденышем Брайаном. Кэролайн Кибби. Пускай у них в доме принято чай подавать без сахара! Я возьму себе кое-что послаще. Вот стану взаправдашним, без дураков, парнем Кэролайн — и смогу бывать здесь когда захочу. И Брайан ничего не сделает, хоть усрется. Я буду за ним присматривать — по крайней мере пока не поправится. А заодно и питаться домашней едой, мять цветок наслаждения, купаться в уважении и уюте… Отличный шанс изучать его повадки и даже, если повезет, понять наконец, откуда взялась моя необъяснимая ненависть.

— Ни мне, ни покойному отцу, царство ему небесное, никогда не доставлял хлопот…

Кэролайн Кибби.

Отличная, красивая фамилия! Надо же, как здорово звучит: Кибби. Кэролайн Кибби. Да, братишку Брайана надо поставить на ноги. А потом можно и в Сан-Франциско.

Дороти.

Сейчас это кажется далеким зыбким сном. Но я помню: все было взаправду и очень… очень правильно.

— А его отношение к вам… Необъяснимо! Не дай бог, проведает, что вы пришли,— такой скандал устроит!

— Ладно, Джойс,— прерываю я.— Я все прекрасно понимаю. Тут чем меньше рассусоливать, тем лучше. Мы ведь знаем: он еще болен. Зачем его огорчать? Я сейчас потихоньку уйду — и все. И в больнице появляться не буду. Но с одним условием: вы мне должны подробнейшим образом сообщать о его самочувствии.

— О, конечно, конечно, мистер Ск… Дэнни! Спасибо вам. Вы так хорошо все понимаете!

Она смотрит на меня грустными собачьими глазами. И мне впервые за все время думается: чем черт не шутит, может, у этой черной истории есть высокая божественная цель? Я допиваю чай и откланиваюсь, не преминув перед уходом заглянуть в гостиную и лучезарно попрощаться с Кэролайн.

— Пока,— отвечает она, повернувшись. Сквозь первичное недоумение просвечивает простая милая улыбка.

Ай да девчонка! Офигеть!

Я вылетаю из жилища Кибби как на крыльях, не замечая напутственных причитаний Джойс… и немедля приземляюсь, лишь только на ум приходит Дороти. Да уж… Хрен знает, чем все это закончится.

Друзья пребывали в изумлении — не столько потому, что Дэнни Скиннер променял солнечную Калифорнию на дождливый Эдинбург, сколько потому, что с момента возвращения он плотно и недвусмысленно сидел в завязке. Работая на два фронта, он регулярно посылал е-мейлы Дороти и в то же время ежедневно звонил Джойс, чтобы справиться о здоровье Кибби. Кроме того, он время от времени встречался с Шеннон Макдауэл за чашечкой кофе. На работе Шеннон заняла его место, но лишь временно, до следующего собеседования, что ее чрезвычайно раздражало. Скиннер встречался с ней неохотно. Шеннон, помимо шовинистической натуры муниципального аппарата, без зазрения совести проводящего дискриминацию по половому признаку, интересовал только Дэсси, и к мысли о том, что бывший друг, впоследствии ставший врагом, наслаждается ролью торжествующего соперника, привыкнуть было нелегко.

С матерью Скиннер по-прежнему не виделся; общие знакомые сообщали, что у нее все хорошо. Парикмахерскую Скиннер упрямо обходил стороной, не собираясь менять принятого решения: первым словом, которое мать от него услышит, будет имя его отца. А там поглядим.

Из старых привычек Скиннер оставил лишь одну: ужинать по пятницам с Бобом Фоем в итальянском ресторане «Пизанская башня» — с той лишь разницей, что теперь он не заказывал ничего крепче