Шискан явно ждала, чтобы Хет шагнул за калитку и исчез в темноте. Он же мешкал и наконец спросил:
— Почему ты стоишь за Констанса?
Женщине, однако, вопрос не показался странным.
— У меня есть талант Хранителя, но я нуждаюсь в обучении.
— Риатен говорил, что предлагал тебе в учителя себя самого.
Ее глаза были темны и серьезны, хотя в голосе и прозвучала ирония:
— Я видела, как он «обучал» Илин. Она обладала потенциалом стать могучим Хранителем, но он удерживал ее в таком состоянии, которое было нужно ему. Аристай же позволяет мне идти так далеко, как я смогу, возможно, даже дальше, чем следовало бы. Для нас Сила — это все. За каким бы Мастером мы ни следовали, независимо от того, впадем ли мы в безумие по собственному желанию или будем продолжать цепляться за разум и обманывать себя, хвалясь воображаемой мощью, все равно: Сила — это все! Даже для Илин.
— Но ведь ты не безумна!
— Пока еще нет. — Шискан еще шире приоткрыла калитку и ступила через порог, настороженно вглядываясь в темный и прекрасный сад. Где-то лепетал фонтан, ветер играл листвой. Никаких других звуков не было слышно. — Иди к воротам Цитадели. Тебя впустят.
Хет следовал за ней, зная, что никогда не поймет ее, как бы она ни влекла его как женщина.
— Не помню, чтобы я говорил, будто собираюсь туда. А если они меня впустят, то где гарантия, что выпустят обратно?
Шискан посмотрела на него, подняв бровь.
— Риск — удел всех, кто входит туда. Чем ты, собственна, отличаешься от других?
— Так ведь я могу и уйти, — сказал он.
— Ты можешь.
«Пожалуй, это самое разумное, что она могла придумать, — вести себя со мной так, будто ей наплевать на все», — подумал Хет. Он сидел на стене сада в непроницаемой тени нависшей над ним высокой хурмы. Напротив, через широкую площадь, перед ним возвышались ворота в передней стене Цитадели Ветров.
Даже на близком расстоянии Цитадель казалась прекрасной, хоть и служила тюрьмой. Блоки полированного обсидиана складывались в сложные узоры на высоких стенах, довольно круто наклоненных назад. За ними и над ними вздымался во тьму тяжелый купол самой Цитадели. Ворота были глубоко утоплены в наклонную стену — фантастически изукрашенное сооружение из стали с серебряным орнаментом и огромным изображением жуткой маски демона скал в центре.
Хет надеялся, что Констанс поддастся нетерпению и выйдет к нему из Цитадели. Но ночь уже приближалась к концу, Констанса не было, и до Хета наконец дошло, что ему ничего не остается, кроме как самому войти в Цитадель.
Его одежда еще не просохла, но, правда, не оставляла мокрых следов на посыпанных мелким песком плитах. У убитого ликтора Хет разжился ножом, но оружие порождало в нем лишь ложное чувство защищенности. Хет поежился и выругался шепотом — то ли от злости, то ли от жалости к себе.
В последний раз, когда ему гадали, старуха гадалка предсказала ему предательство — не то он предаст кого-то, не то его предадут, неясно. Первого он уже хлебнул через край, но сейчас ему пришлось серьезно подумать и о втором варианте.
Сонет Риатен вполне заслужил, чтоб его предали и продали, он просто напрашивался на это. Но Гандин Риат — дело другое. Хет, если б мог, обязательно помог бы молодому Хранителю, но он сам оказался недостаточно ловким, чтобы вырваться из когтей наследницы без помощи Шискан. Освободить Гандина он не мог никакими силами. Сотрудничество же с Констансом означало еще и предательство в отношении Илин, а этого Хету никак не хотелось. Однако если он намерен спасать ее от Риатена и Сеула, то идти придется именно по этому пути. Его только беспокоило, простит ли ему это сама Илин.
Выбора не было. Разве что развернуться и уйти.
Если Пекло — это все, что останется от мира после того, как Обитатели Запада расправятся с ним еще раз, то какое ему в общем-то дело до этого? Он может жить даже в Пекле, если оно распространится вширь, уничтожив и Последнее море, и города Низкой пустыни. И если то, что он подозревает, верно, то причины, по которым Хранители не могут читать в его душе, а Обитатель Запада не сумел распластать его разум, как распластал разум Гандина, лежат в том, что маги — создатели крисов — именно так и задумали. Конечно, Обитатели Запада наверняка нападут и на Анклав, но и это его тоже никак не колышет.
Хет, сдаваясь, тяжело вздохнул. «Ты просто не умеешь врать самому себе. Другим — умеешь, себе — нет». Он соскочил со стены, вытер потные ладони подолом рубахи и перешел на другую сторону площади.
Наклонные стены образовывали коридор — ворота были глубоко утоплены в них и поднимались вверх чуть ли не до половины высоты стен. Они не распахнулись сами собой, когда он подошел, так, как это делали ворота в тех сказках, которые он читал: безмозглый герой подходил к ним, дабы его там и зарезали.
Хет стукнул по металлической панели, и через несколько мгновений правая половина ворот отошла внутрь. За воротами не было никого, что вполне соответствовало сказкам, но то, что створка ворот двигалась рывками, говорило о наличии какой-то механической системы, что было вполне естественно, особенно учитывая огромный вес ворот.
Усилие, которое потребовалось от него, чтобы войти в Цитадель, поразило самого Хета.
Двор, лежавший за воротами, был начисто лишен растительности; он был выложен темной плиткой и имел два длинных мелких бассейна, меж которых шла прямая, как стрела, дорога к Цитадели. Несмотря на декоративные бассейны, дневная жара должна была превратить двор в кусок Пекла, но зато ночью бассейны охлаждали его и дарили прохладу и спокойствие. На фасаде здания не было ни росписи, ни резьбы, но то, как тщательно были уложены каменные блоки, чистота линий и четкость углов вертикальных ребристых полос придавали фасаду суровую холодную красоту, свойственную только ему и ничему больше. Окна прикрывались каменными решетками, несколько оживляя фасад, а дверь была обрамлена полудюжиной стрельчатых арок.
Хет ощутил какое-то движение у себя за спиной и увидел, что ворота закрываются. Голос разума говорил ему, что отсюда надо бежать без оглядки, но вместо этого он повернулся и зашагал к главному входу в Цитадель.
Циклопические двери стояли настежь открытыми, и Хет переступил порог. Вестибюль полностью соответствовал по стилю всему остальному — такой же гигантский и суровый; из него открывалось несколько коридоров, уходивших в разные стороны. Освещался он немногочисленными бронзовыми висячими лампами яркие пятна в суровом сумраке; холодный сквозняк пронизывал до костей.
Сначала помещение показалось Хету совсем безлюдным, но затем какие-то неясные абрисы появились из тьмы, материализуясь в виде одетых в черные мантии фигур — объявленных вне закона безумных Хранителей Констанса.
Хет ждал, чтобы его прижали к стене, обыскали и отняли оружие, но никто из них даже пальцем не пошевелил, чтобы сделать это. Хет сложил руки на груди.
— Ну, так где же ваш главный?
Последовало некоторое шевеление, возможно, выражавшее удивление.
— Сюда.
Одна из теней отделилась от группы и пошла в черную глубину зала.
Для глаз Хранителей помещение, должно быть, казалось вполне достаточно освещенным, Хету же оно представлялось темным и таинственным. Из вестибюля они попали в центральный зал Источника, полный звуков и звенящей воды. Широкие лестничные ступени поднимались спиралью вокруг мощной колонны из темного камня, а вода стекала по этой колонне звонкими ручьями, собираясь в бассейн у подножия. Проводник Хета стал взбираться по ступеням, и Хет последовал за ним, стараясь соблюдать определенную дистанцию. Он чувствовал, что сейчас боится гораздо меньше, чем следовало бы. Возможно, он просто отупел. «Слишком глуп, — думал он. — Я не могу поверить, что вы сумели построить такое. И вообще не надо было лезть сюда; впрочем, теперь жалеть об этом уже поздно».