удалилось, отброшенное толстой кожей голенища сапога.

Вернувшись к мертвому разбойнику, Хет откинул вонючие лохмотья и обыскал тело, которое они прикрывали. Там был нож, хотя его балансировка была куда хуже, чем у ножа Хета, сумка с вяленым мясом, круглыми кусочками черного черствого хлеба и фигами. «Какие богатые разбойники. Сначала бомбы с порохом, теперь городская еда для путешественников. Можно подумать, что они получили хороший аванс». Все это подкрепляло предположение, что тайная реликвия Илин была вовсе не такой уж тайной, как она считала. Хет тщательно выбрал кусочки сухого мяса и выбросил их на песок, где они сразу же исчезли, как только ночные подземные охотники учуяли их запах. Зная, какой сорт мяса предпочитают разбойники, надо было быть очень осторожным.

Хет сунул добычу в самодельный мешок, а затем перевернул труп на бок. Что-то выпало из его одежды, и Хет поднял это что-то. Еще одна боль-палка.

«Проклятие! Многие годы мне не удавалось даже краем глаза увидеть эту штуковину, а теперь они прямо падают на меня с неба. Но почему он не попробовал ее на мне?» Хет проверил оружие, проведя пальцем по всей его длине, и в слабом свете луны увидел трещину в металле. «Сломана. И если удар был таков, что расколол металлический корпус, то он уж наверняка расшатал механизм крошечной волшебной машинки, спрятанной внутри. Конечно, за боль-палку и сейчас можно получить несколько сотен дней на черном рынке. Но все это никак не объясняет, где этот мертвяк взял такое оружие».

Он не услышал тихого шороха шагов за спиной, как не слышал их и мертвый бандит.

Что-то ударило Хета в крестец, и он сложился вдвое, выронив боль-палку мертвеца. Рухнув на бок, он преувеличенно громко застонал и схватился за боль-палку Илин, висевшую у него на поясе. Когда над ним наклонилась какая-то фигура, он спустил курок и быстрым движением поднял оружие вверх. Человек отшатнулся, но выдержал удар и, схватив руку Хета, выбил из нее оружие Илин.

Хет извернулся и нанес своему противнику удар в середину туловища, на мгновение освободившись. Но не успел он вскочить на ноги, как его снова обхватили сзади и чья-то рука заткнула ему рот, чтобы заглушить непроизвольный крик. Он вцепился зубами в ладонь, глотая соленую кровь, чтобы не задохнуться. Попытка ударить локтем назад не удалась, и Хет попробовал закинуть руку через голову, надеясь попасть пальцами в глаза нападающему; однако схватил он только какую-то часть одежды и чадру, закрывающую лицо. Он рванул ее вверх, рассчитывая хотя бы временно ослепить врага, но тут же ощутил, как его поднимают в воздух. Прежде чем он успел как-то подготовиться, его швырнули лицом на каменный склон оврага, да еще с вывернутой назад рукой, что было ужасно болезненно. То существо, которое схватилось с ним, было слишком материальным, чтобы оказаться призраком, и слишком крупным и сильным для Хета.

Он ударил ногой назад, попав в то, что показалось ему коленом, — Хет считал, что сломанная рука все же предпочтительнее перерезанной глотки. Здоровой рукой он шарил по стенке оврага, надеясь наткнуться на какой-нибудь расшатавшийся камень, но поверхность оказалась прочнее городского тротуара. Он яростно проклинал себя за то, что с самого начала не взялся за нож. Теперь он считал, что боль-палки годятся только для продажи на рынке, где их купит какой-нибудь другой идиот, искренне верящий, будто они обладают какими-то исключительными свойствами для рукопашной.

От боли в руке из глаз Хета лились слезы, но его противник так и не завершил почему-то своего болевого приема, который должен был закончиться для Хета переломом руки. Теперь у нападавшего освободилась и рука, прежде закрывавшая рот Хету, — ладонь все еще кровоточила, кровь казалась совсем черной в призрачном свете луны.

Чей-то голос произнес ему тихо в самое ухо:

— Это ты предупредил меня?

Судя по выговору, голос принадлежал образованному человеку, который к тому же умел с актерским мастерством контролировать тембр и тон своего глубокого баса. Это привело Хета в неописуемое бешенство, в нем вспыхнуло желание убивать. Голосом, напряженным от подавляемой ярости, он прошипел:

— Клянусь никогда больше такого не делать!

Его нож все еще лежал за голенищем сапога, но достать он его не мог без того, чтобы не выдать свое намерение, а главное — местонахождение оружия.

Тая в голосе улыбку, человек ответил:

— Так зачем же ты сделал это?

Испытывая некоторую растерянность и закусив губу, Хет выдавил из себя:

— Потому, вонючий подонок, что я не разбойник!

Почему-то в этот момент он с симпатией вспомнил об Илин. Отнимая у нее ту реликвию, он сделал это почти так же неожиданно для нее, как взяли сейчас его самого, хотя и менее грубо. «И как это он отыскал меня?» Ведь эхо разнесло его голос по всей округе и, стало быть, предупреждение могло прийти с любого направления!

— Должен признаться, что ты смердишь немного иначе. Но откуда мне знать, может, ты только недавно присоединился к их очаровательной бандочке?

— Я — крис, и они не взяли бы меня в свою «очаровательную бандочку», даже если б я спятил и захотел к ним присоединиться.

Его слова, казалось, вызвали замешательство, и Хет попытался изменить положение тела, чтобы улучшить свои шансы в будущей драке. Потом свободная рука мужчины обняла его, ощупывая грудь и живот. Хет подавил непроизвольное рычание. Противник искал складку толстой кожи, которая окаймляет «вход» в сумку, — нечто такое, что бывает только у крисов; горожанин мог бы иметь на этом месте только шрам, полученный от удара в живот.

— Немного ниже, — сказал он ядовито.

Нащупав сумку, рука ушла, а голос произнес:

— Извини, но я должен был убедиться. Мои враги крисов не нанимают, но ведь у тебя было еще и это…

Краем правого глаза Хет увидел боль-палку Илин. Удар этой штукой по голове убил бы его на месте, но, может быть, псих этого не понимает. Во всяком случае, пока особо дурных намерений не заметно.

— Я взял ее взаймы у приятеля, — сказал Хет.

Хватка на его руке ослабела, но не полностью. Впрочем, может, и этого хватит. Да и та сила, с которой его прижимали к скале, тоже слегка уменьшилась.

Тот же насмешливый голос спросил:

— Да неужто?

Хет еще только набирал в легкие воздух для ответа, как вдруг откуда-то сверху на него пролился поток холода и жуткий, леденящий душу свист. Через мгновение все прекратилось. Это был дух воздуха, случайно оказавшийся в опасной для них близости, но тут же унесенный прочь внезапным порывом ветра. Хет почувствовал, как человек за его спиной дернулся в испуге. Он тут же воспользовался этим мгновением растерянности, оттолкнулся от стены, вырвал руку из болезненного захвата и освободился. Он упал головой вперед, откатился в сторону, стараясь оказаться как можно дальше от противника, и тут же вскочил на ноги, пригнувшись для прыжка и сжимая в кулаке нож.

Но его противник к этому времени уже перепрыгнул через неширокую рытвину и оказался позади убитого разбойника. Он казался теперь бесформенным силуэтом в темной одежде, на таком расстоянии нельзя было разобрать никаких деталей.

— Придется тебе покаяться своему приятелю, что ты потерял его игрушку!

— Чтоб ты трахал самого себя всю остальную жизнь! — высказал пожелание Хет в бешенстве от того, что понял: он не вырвался, его намеренно отпустили.

Противник издал сдавленный смешок и исчез среди скал.

Хет подождал, пока его сердце успокоится, боясь, что стук крови в ушах повлияет на остроту слуха. Он терпеть не мог неожиданностей и решил сделать все возможное, чтобы избежать их повторения хотя бы сегодня ночью. Отыскал свой мешок, добавил к коллекции сломанную боль-палку разбойника и отправился под сомнительную защиту стен Останца.