– Я скажу, что я вернулась, вот и все.

Он облегченно вздохнул.

Они не говорили об этом, но между ними сразу установилось полное единомыслие насчет того, что эти встречи касаются только их.

– Вы должны прийти и посмотреть, как я живу. Гетти должна привести вас.

– Мне бы очень хотелось.

– Тогда я это устрою.

На Пикадилли он вышел, сказав, что его ждут в клубе, и Тони поехала домой одна.

Она чувствовала себя бесконечно счастливой. Ей казалось таким странным, что несколько часов назад она ненавидела свою жизнь. Сейчас она казалась ей самой ценной вещью. Счастливыми глазами она осмотрела автомобиль Роберта. Он казался ей пропитанным каким-то запахом свежести. Тесно прижалась она лицом к великолепной мягкой подушке. Сразу ей вспомнились волосы Роберта. Это воспоминание, запах – все это снова вызвало в ней то странное, непонятное ощущение. Она его испытывала и раньше, когда Роберт держал ее за руку и прикасался к ней, в моторе.

Она узнала с облегчением, что Фэйна и леди Сомарец нет дома и что они не будут к обеду. Быть одной – вот все, чего ей хотелось. Она пообедала в своей комнате и затем лежала в темноте, отдавшись воспоминаниям, только воспоминаниям.

Жизнь на Гросвенор-стрит стала более сносной, чем когда бы то ни было раньше. Фэйн проводил там довольно много времени, и, хотя его чванливое самодовольство было достаточно противно, он, по крайней мере, являлся третьим там, где двое остальных постоянно были в тягость друг другу.

Было решено, что на следующей неделе они все отправятся в Уинчес. Тони прислушивалась к этим новостям с глубоким чувством уныния. Она знала, что Роберт, который со времени своего возвращения был у них только раз к обеду, собирался вскоре уехать в Шотландию, и по случайному замечанию Фэйна вообразила, что и они соберутся в Трэкуэр. Она и не пыталась скрывать от самой себя, что она любит общество Роберта. Тони не старалась анализировать своих ощущений. В ней не развилось то чувство болезненного самоанализа, которое отличало ее потом. Она воспринимала обстоятельства легко, такими, как они складывались, и не задавалась вопросами.

Для нее было достаточно быть с Робертом – большего она не требовала.

Накануне отъезда в Уинчес Фэйн пригласил ее и леди Сомарец на вечер в театр. Часов около четырех Тони почувствовала ужасную головную боль. Она позвонила Фэйну в клуб.

– Я думаю, стычка с тетей Гетти? – спросил он и прибавил: – Ладно, я найду третьего, передай ей.

Тони лежала в своей комнате. Когда она услышала, что автомобиль отъехал, она решила спуститься в гостиную; там было прохладно, и она любила смотреть на парк, находившийся в конце улицы.

Голове стало лучше; и незначительная боль, которую она еще чувствовала, была почти удовольствием в сравнении с той мукой, которую она испытывала несколько часов назад.

Она легла на кушетку, которую Парсонс подвинул для нее к окошку, и подставила свое лицо мягкому прохладному дуновению ночного ветерка.

Вдруг кто-то открыл дверь и быстро направился к ней. Это был лорд Роберт.

– Я слышал, что вам нездоровится, Фэйн мне сказал. Я почувствовал, что должен зайти навестить вас и попрощаться с вами. Мы некоторое время не увидимся.

Он присел на край кушетки.

– Как мило, что вы пришли, – тихо сказала Тони. – Голове моей уже лучше.

Он поднялся и беспокойно стал ходить взад и вперед. Затем он вернулся и стал около нее.

– Огорчены, что я уезжаю? – Голос его звучал нервно.

– Вы ведь знаете, что огорчена… Роберт, скажите, почему мне сегодня вы кажетесь настоящим дьяволом?

– Вероятно, я по-дьявольски настроен.

Его голос заставил ее бессознательно вздрогнуть.

– В чем дело? – спросила она. – Вы не можете сказать мне?

– А вы сами не можете догадаться? Мне кажется, что очень многое для вас не тайна.

– Что вы этим хотите сказать? – Она наполовину приподнялась.

В одну секунду он схватил ее и крепко сжал в объятиях.

– Вот что, – произнес он задыхающимся голосом и, наклонившись, стал бурно целовать ее. Его поцелуи, казалось, разрывали ее губы. Она ощущала всю силу их, каждого в отдельности. Он выпивал своими поцелуями самую ее душу. Тони чувствовала, как его рука ласкает ее шею, затем рука скользнула ниже и застыла, сжав ее с такой силой, что она ощутила боль во всем своем нежном теле.

Тяжело дыша, измученный, он наконец отпустил ее. Она лежала в его объятиях. Немного спустя она поднялась.

– Что это – любовь? – прошептала она, приблизив к нему свое побелевшее личико.

– Бог мой, я думаю, что так, – сказал он, рассмеявшись резким невеселым смехом.

Он вдруг выпустил ее и начал ходить снова взад и вперед.