о противодействии Гитлеру с Клюге говорить было невозможно.

А германское командование склонно было думать. что вермахт свою задачу уже выполнил. 23 июля Гитлер заявил, что еще в этом году дойдет до Волги и вступит на Кавказ. Логика многих германских военачальников была довольно проста: если 200 советских дивизий уже уничтожены, то с кем остается сражаться? Военное руководство рейха 27 июля 1941 года пришло к выводу, что «основная масса готовых оперативно быть использованными (operationfahig) частей русской армии уже уничтожена». Триумф германской военной мысли и мощи виделся немецким генералам бесспорным. Германское командование считало, что у противника осталось только 20 пехотных, 13 бронетанковых, 2–3 кавалерийских дивизии. Единственная надежда русских возлагается на усталость германских войск. В Берлине начали работать над «реорганизацией армии после завершения операции «Барбаросса».

У Сталина именно в эти дни были другие цифры: 240 советских дивизий на фронте и 20 в резерве.

Уже переводя взоры на иные потенциальные фронты будущего, немецкие военачальники были вынуждены признать, что они впервые встретили противника, который продолжал сопротивление даже будучи окруженным. «Русские не ограничивают себя противостоянием фронтальным атакам наших танковых дивизий. Они пытаются найти любую возможность ударить по флангам тех клиньев, которые создали наши моторизованные части… С этой целью они используют свои танки. Они стремятся отделить наши механизированные части от пехоты, которая следует за ними». Именно тогда, в битве за Смоленск, генерал Гальдер отметил «фанатичное и зверское» (fanatisch und verbissen) сопротивление советских солдат. «Их воля к сопротивлению не сломлена».

Согласно приказу Сталина от 20 июля, следовало «очистить все части от нежелательных элементов». Отныне все рядовые и офицеры, вышедшие из окружения, подвергались жестоким допросам об обстоятельствах их попадания в окружение. Были созданы «заградительные отряды», стоявшие за линией окопов и укреплений Красной Армии. Только за один день, 25 июля, перед строем солдат были расстреляны семеро военнослужащих как «предатели родины». Сеяние паники, дезертирство, «оставление оружия и боевых позиций» были названы преступлениями, за которые платятся жизнью. В то же время некоторые командиры Красной Армии, подвергшиеся репрессиям еще в предвоенные годы, были освобождены из лагерей и посланы на фронт.

22 июля немцы начали авианалеты на Москву и продолжали их пять ночей подряд. Геббельс утверждал, что «Кремль превратился в груду дымящихся руин». Москва официально объявила о расстреле девяти крупных военачальников — Павлова, Климовских, Коробкова и других. Спустя несколько дней Красная Армия оставила Кингисепп — чуть более ста километров до Ленинграда.

29 июля, разложив карты перед Сталиным, начальник Генерального штаба Жуков сделал обзор стратегического положения на фронтах. Он начал с севера и двигался на юг. Он предсказывал цифры наших потерь и возможный курс германских операций. Начальник политуправления Красной Армии Мехлис перебил маршала: откуда тот знает о планах германской армии? Жуков ответил, что не знает о планах немцев, но, глядя на расположение сил на фронтах, он может представить себе ход их мыслей. «В направлении Ленинграда немцы не смогут взять город и соединиться с финнами без привлечения дополнительных войск. На Украине главные сражения достигнут пика в районе Днепропетровска — Кременчуга, куда проникли танковые части группы «Юг». Самым опасным и наиболее слабым сектором нашей линии является Центральный фронт, так как армии, прикрывающие Унечу и Гомель, слабы и плохо экипированы — немцы могут использовать слабость их позиций и нанести удар во фланг и тыл Юго-Западного фронта».

«Что вы предлагаете?» — спросил Сталин. Жуков предложил укрепить Центральный фронт не менее чем тремя армиями, дополнительной артиллерией и возглавить фронт опытным командиром, скажем Ватутиным. Жуков предложил отозвать с Дальнего Востока восемь полностью экипированных дивизий, они перекроют путь на Москву. «Вы предлагаете отдать Дальний Восток?» — спросил Сталин. Жуков не ответил на этот вопрос и поставил вопрос о том, чтобы отвести войска Юго-Западного фронта за Днепр и перевести на север пять дивизий этого фронта. «А что о Киеве в этом случае?» — спросил Сталин. Жуков изложил аргументы в пользу исправления линии фронта и важности Центрального фронта. В последовавшем споре Жуков сказал, что, если он способен говорить лишь «чепуху», то недостоин своего поста. Через сорок минут после того, как он ушел со своими картами, Сталин снова вызвал его. Начальником генерального штаба будет маршал Шапошников, а Жуков посылается командовать Резервным фронтом, но останется членом Ставки. А «чепуха», о которой говорил Жуков, стала уже в ближайшие недели лучшим стратегическим советом для нашей отступающей армии, вступившей в кризисную фазу конфликта.

В конце июля между Ржевом и Вязьмой частями Красной Армии была создана новая линия обороны. 30 июля германская директива № 34 повелела окружить советские части, расположенные к северо-западу от Днепра. 2 августа, после пятидесятидневного постоянного отступления Красная Армия начала двадцативосьмидневную танковую битву в районе Ельни. Гитлер отметил успехи Гудериана тем, что его танковой группе было присвоено название «Группа армий Гудериан». Это давало ему большую свободу маневра. Прибывший к Гудериану адъютант Гитлера полковник Рудольф Шмундт украсил его Рыцарский крест дубовыми листьями. Разговоры Гудериана с Шмундтом представляют интерес. Согласно Шмундту, Гитлер рассматривал три цели: 1) захват Ленинграда сделает Балтику немецким озером, обеспечит бесперебойное поступление шведской железной руды, надежную связь с армейской группой «Север»; 2) захват Москвы, «чья промышленность имеет важное значение» лишит русских важнейшего транспортного узла; 3) овладение Украиной обеспечит Германию углем и хлебом. Гудериан со всей страстью уговаривал Шмундта обратиться прежде всего к Москве, «сердцу России». До нее оставалось примерно двести пятьдесят километров.

6 сентября советские войска в жестокой контратаке возвратили себе Ельню. Даже не ведающий сомнений Гитлер «оговорился» 4 сентября после посещения штаба группы армий «Центр» в Борисове: «Если бы я знал, что у них столько танков, я бы дважды подумал, прежде чем начать вторжение». Потом, в октябре, у Ельни советские войска будут окружены и уничтожены, но их доблесть, доблесть обреченных, отодвинет дату решающего наступления немцев на Москву.

Совещание высших немецких офицеров в Борисове требует особого внимания. Штаб группы армий «Центр» ощущал себя элитой германского офицерства. И эта элита позволяла себе видеть в действиях Гитлера отстранение германского рыцарства, лучших представителей прусской касты, от решений, определяющих судьбу Германии. Группа офицеров во главе с генерал-майором Хеннингом фон Тресковым и Фабианом фон Шлабрендорфом, узнав о намерении фюрера посетить штаб фельдмаршала Бока, решила арестовать «ефрейтора», судить военным судом и восстановить традицию, когда армия является арбитром государственных дел Германии, высшим аналитическим советом и средоточием власти в Рейхе. Шлабрендорф и Тресков решили остановить автомобиль с Гитлером и посадить вождя нацизма под стражу. Гитлеру предстояло предстать перед независимым военным судом. О дальнейшем офицеры предпочитали не задумываться. (В определенном смысле это была подготовка к выступлению 20 июля 1944 года.)

А.Кларк полагает, что заговорщики персонифицировали «лучшие качества своей страны, рациональный интеллектуализм в союзе с самоотверженной смелостью. Их целью было создание «достойной Германии»… Будучи немцами, они считали военную мощь и конституционный порядок основными элементами «достоинства». На фронте, будучи на расстоянии восьмисот километров в глубине России, им было легче оценить реальности данной кампании. Они могли видеть, что неукротимая мощь вермахта столкнулась с неколебимым объектом и «…когда наши шансы на победу испарятся очевидным для всех