Армии, воссоздан пост Главнокомандующего артиллерией.

Конструкция армия — корпус — дивизия не показала свою надежность в управлении. Инструкция № 1 от 15 июля 1941 года гласила: «Опыт войны показал, что существование больших и громоздких армий с большим числом дивизий и большим административным аппаратом мешает организации боевых операций и управлению войсками в бою, особенно ввиду молодости и неопытности наших штабов. Ставка полагает, что следует осуществить постепенный и не вредящий текущим операциям переход к системе небольших армий с пятью, максимум шестью дивизиями, не имеющими корпусного управления и с прямым подчинением дивизий командиру армии. Ставка требует от фронтовых командиров принятия во внимание этих соображений по поводу опыта трехнедельной войны с германским фашизмом и ввести их в практику». Танковые дивизии теперь не подчинялись механизированным корпусам. При этом было также решено увеличить число кавалерийских корпусов — как дань традиции. К концу июля на фронте были 240 дивизий из общего числа 350 дивизий, которыми располагал Советский Союз.

Во всей стране водился всевобуч. ГКО специально обсуждал слабости противотанковой борьбы. Особое внимание в этот горький и трагический час уделялось новым видам вооружений. Было решено опробовать новую ракетную установку «Катюша» близ Смоленска, и уже рассматривались возможности массового производства этого вида оружия. Именно в июле была осуществлена централизация военного производства, служб тыла, транспортных и медицинских служб. Отставлено было достигнутое маршалом Тимошенко в 1940 году единоначалие; в армии снова вводился институт политических комиссаров как (директива № 81 от 15 июля) ответственных за дисциплину, за сдерживание паники, за предотвращение проявлений трусости и паникерства. Отчасти это был знак определенной потери веры Сталина в офицерский корпус. 27 июля всем военнослужащим был прочтен приговор военного трибунала, осудивший девятерых генералов начиная с генерала Павлова. Все они были расстреляны. 20 июля Сталин издал приказ о «чистке нежелательных элементов» с целью выявления «германских шпионов». Все выходящие из окружения военнослужащие должны были пройти тщательную проверку Особых отделов. В один лишь день 25 июля НКВД рассматривало дела более 1000 «дезертиров» и приговоры были нередко неимоверно суровы.

В письме Черчиллю 19 июля Сталин признал сложность положения. Но, по его словам, оно было бы еще хуже, если бы Красная Армия не встретила вермахт на рубеже Кишинев — Львов — Брест — Каунас — Выборг. Десятью днями позже, стараясь не обескуражить посланца президента Рузвельта Гарри Гопкинса, Сталин сказал, что линия Одесса — Киев — Смоленск — Ленинград оптимальна для обороны. Разумеется, он бравировал. По прогнозу Сталина, фронт должен был стабилизироваться к 1 октября, а в середине октября погода остановит все активные действия. К этому времени фронт будет «не более чем в ста километрах к востоку от нынешней линии фронта». Москва, Ленинград и Киев будут в русских руках. Красная Армия удержит свои позиции на протяжении всей зимы, а весной она начнет свое контрнаступление. Неизвестно, поверил ли этим словам Гопкинс, но ему определенно хотелось в это верить. И на него произвели впечатление реализм и суровая уверенность советского руководства, о чем он не преминул сообщить Рузвельту.

14 июля 1941 года Гитлер уверовал в победу настолько, что приказал несколько сократить военное производство. Вставала задача управлять завоеванным. Гитлер выразил свои идеи относительно эксплуатации Востока 16 июля 1941 года — в день, когда германские войска начали окружение Смоленска. «Хотя германские цели и методы должны быть скрыты от мира в целом, все эти необходимые меры — расстрелы, выселения и пр. — мы должны осуществлять в любом случае. Порядок должен быть таков: завоевать; установить свою систему правления; наладить систему эксплуатации». Гитлер заявил, что «к западу от Урала никогда более не будет никакой военной державы, даже если нам придется воевать сто лет». 17 июля Гитлер доверил задачу «полицейской безопасности на недавно завоеванных землях» шефу СС Гиммлеру.

Ставленники Гитлера отнеслись к делу с ревностью и педантизмом. Прежний железнодорожный служащий Кох стал наместником Украины со следующей программой: «Наилучшим было бы убить всех мужчин старше пятнадцати лет, а молодых послать в лагеря СС». Кох всегда ходил с кнутом. Он хвалился, что является «первым арийцем, владеющим империей от Черного моря до Балтийского». Гиммлер учил Коха: «Словно жировая пленка на кипящем бульоне, существует тонкий интеллектуальный слой на поверхности украинского народа; избавься от него — и лишенная лидеров масса станет покорной как беспомощное стадо». Гитлер беспокоился относительно сентиментальных мотивов: «Всякий, кто благосклонно высказывается о местных жителях, о цивилизующем влиянии на них, должен быть отправлен прямо в концентрационный лагерь… Единственное, чего я боюсь, — это того, что Министерство восточных земель попытается цивилизовать украинских женщин».

Но не все было радужно для ликующего врага. 14 июля 1941 года под Оршей капитан Флеров впервые использовал «Катюшу», многоствольный миномет — 320 ракет, запускаемых за 25 секунд. В далеких гарнизонах свежепостриженные юноши вставали в строй, страна напрягла свои силы — понимание критической важности момента наконец вытеснило глупое шапкозакидательство первых дней. Огромная страна остро почувствовала угрозу своему бытию, и инстинкт самосохранения стал действовать ощутимо.

Советская пехота проходила в среднем тридцать пять километров в сутки. Воздух принадлежал немцам, а германские танки покрывали вдвое большее пространство. Немудрено, что передовые части Гудериана первыми вышли 18 июля к Ельне, достигли правого берега Десны и создали Смоленский Kesselschlacht — котел. Фронт маршала Тимошенко оказался в страшной опасности. 16 июля Тимошенко докладывает в Ставку: «У нас нет подготовленных сил, недостаточно войск для прикрытия направления Ярцево — Вязьма — Москва. Главная слабость — отсутствие танков». Это был канун битвы за Смоленск, традиционные ворота Москвы.

Гудериан ощутил себя завоевателем России. Он был уже уверен в результате Смоленского сражения, он уже смотрел в будущее, его целью теперь была Москва.

Однако не все складывалось согласно немецким желаниям. Восемь дивизий Красной Армии вырвались из смоленского окружения. Танки генерала Гота ринулись на восток, чтобы перехватить ускользающих русских, но, как жалуется Гот, «это была устрашающе трудная страна для движения танков — огромные девственные леса, болота повсюду, ужасные дороги и мосты, не выдерживающие веса танков. Сопротивление стало более жестким, и русские начали прикрывать свой фронт минными полями. Это тем легче для них, что приходится блокировать ограниченное число дорог».

Говоря о дорогах, следует сказать, что германская разведка более или менее точно отразила состояние дорог на прежней польской территории, но ее карты собственно России — России за Минском — точностью не отличались. Как пишет генерал Блюментрит, «наши карты не соответствовали реальности. Большая автомобильная дорога, ведущая от границы к Москве не была завершена — а это была единственная дорога, которую на Западе могли бы назвать собственно «дорогой». На наших картах все основные дороги были отмечены красным, и казалось, что их много, но они чаще всего оказывались лишь земляными дорогами. Почти весь наш транспорт был на колесах, его нельзя было использовать на дорогах без покрытия. Земля слишком быстро превращалась в грязь. Пара часов дождя останавливала движение танковых войск».

Но 19 июля в директиве № 33 Гитлер выразил свою обеспокоенность способностью русских вырываться из планируемых вермахтом мешков. «Целью следующих операций является предотвращение отхода значительных сил противника в глубину России». Возвратившийся из Вольфшанце адмирал Канарис сделал примечательное признание, что «не все идет по намеченному плану. Увеличиваются признаки того, что эта война не только не вызовет ожидавшийся в России внутренний коллапс, но напротив, приведет к укреплению большевизма». В кругу близких сотрудников Канарис заметил, что «никто еще не сумел нанести поражение или победить Россию». Слушавший его лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф еще в 1938 году пытался убедить фельдмаршала фон Клюге арестовать Гитлера и лишить его всех постов в государстве. Оппозиция начинает задумываться, хотя теперь