нанести удар по менее защищенным бронеплоскостям. Два дня ушли на установку артиллерийских орудий таким образом, чтобы поразить как можно больше танков. Передовым частям следовало сражаться так, чтобы дать время танкистам подготовиться к удару прямой наводкой и при этом оградить путь к флангам. Жуков приказал установить противотанковые орудия вокруг Прохоровки
Немцы не заставили себя ждать. На рассвете 11 июля 1943 года «группа Кемпфа» (6-я, 7-я и 19-я танковые дивизии плюс три пехотные дивизии) рванулась на Прохоровку с юга. В девять утра, совершая ложное обходное движение, «Гроссдойчланд» вместе с 3-й и 11-й танковыми дивизиями двинулись в сторону Обояни, а ровно через полчаса страшная сила — «Тотенкопф», «Адольф Гитлер» и «Дас Райх» — покатила к отныне бессмертной Прохоровке. Погода словно возмутилась. Отпели знаменитые курские соловьи, ушла нега лета. Косой дождь и шквальный ветер били в лицо, но люди словно не видели ярости природы.
Разведка работала четко, и перемещение германских войск фиксировалось тщательно, но остановить эту жестокую силу было почти невозможно. Сработала и важная, существенная ошибка: Ватутин ждал основных колонн немцев на своем правом крыле, а они перенесли основную тяжесть на левый фланг. Генерал Герман Гот, лучший германский танкист Второй мировой войны, обрушил свою 4-ю танковую армию на наименее защищенный советский участок фронта.
Как полагают некоторые военные специалисты, Ватутин расположил свои войска слишком «тонким слоем» (в отличие от Рокоссовского), потому-то немцы и дошли до Прохоровки. В данном случае это имело уже сугубо абстрактное значение. За Прохоровку, за происходящее после 11 июля перед Курском теперь перед родиной отвечали два маршала — Жуков и Василевский. На них смотрели Ротмистров и Жадов, готовясь к контрнаступлению. Солдаты Жадова вступили в бой на линии между Прохоровкой и Обоянью прямо с марша. Немало бойцов полегло, смысл их жертвы был в том, чтобы дать танкистам Ротмистрова время подготовить свои стальные машины. Немцам готовился неприятный сюрприз — две бригады были оснащены новыми самоходными установками САУ-85 с прекрасной могучей пушкой в 85 мм, смонтированные на шасси Т-34, — мобильный ответ на вереницу «Тигров» Хеншеля и «Пантер» Круппа.
В двух наших гвардейских армиях никто не спал в ночь на 12 июля — Великий день в нашей истории. Дождь среди короткого русского лета словно давал знать, что русский Бог не согласен с происходящим. Судьба огромной страны решалась в узкой лощине, ограниченной рекой Псел и железнодорожной насыпью. Перед Прохоровкой — чистое поле с небольшими садами и частными огородами, русская равнина. За дальними северными холмами прячется Ротмистров с лучшими советскими танками, теми, что создали любящие руки для своих защитников. Перед холмами — противотанковые батареи и несколько замаскированных танковых частей. На самом высоком из северных холмов командный пункт Ротмистрова. На Прохоровку идут с запада и юга серо-зеленые машины с ненашими крестами.
Невеселым был рассвет 12 июля. На поле, примерно 7 на 5 километров, готовилась ни до того, ни после не виданная в истории сеча. Около тысячи танков с каждой из сторон заводили моторы. Танковая армия Ротмистрова получила приказ сдержать движение немецких танковых колонн
Ротмистров приказал выкопать штабную землянку на невысоком холме, с которого хорошо просматривались окрестности Прохоровки. Мир был пока спокоен, и милая сердцу неброская русская средняя полоса представала в лучшем своем обаянии. Перед ним лежало большое пшеничное поле, бывшее в лучах встающего солнца золотым. А вдали виднелись лиловые леса, где, как твердо знал генерал, готовилась к бою танковая элита Германии. Разведгруппы слышали рев заводимых моторов, и было этих моторов сотни.
С традиционной пунктуальностью первый немецкий разведсамолет появился в небе ровно в шесть тридцать утра. Через полчаса появились германские бомбардировщики, и от них в небе стало тесно. Они бомбили не очень прицельно, исходя из того, что в рощах и перелесках могут быть танки и батальоны как чужие, так и свои.
В половине девятого утра Ротмистров послал в эфир кодовое слово: «Сталь, сталь». Словно волна прошла по войскам. Последовала довольно краткая артиллерийская артподготовка с советской стороны, завершившаяся залпом «катюш». Западнее Прохоровки в поле из всевозможных укрытий вышли четыре колонны советских танков, в основном наши милые Т-34. Им навстречу вдоль реки Псел практически синхронно вышел 18-й германский танковый корпус. Зрелище тысячи сражающихся танков случается в истории единожды, и оно было здесь. Обе стороны заранее не планировали такого лобового столкновения, но вот оно произошло, и тот, кто победит, повернет колесо истории в свою сторону. Дальнейшее Ротмистров скорее слышал, чем видел. Небо заволокло чудовищное облако, а лязг металла был ни на что не похож. Ярость людей с самого начала превзошла все мыслимое.
Пишет немецкий офицер: «Нас предупредили о противотанковых орудиях и некоторых статически расположенных танках, а также о возможности появления нескольких бригад менее подвижных КВ. В реальности мы встретили, казалось, бездонный поток бронированных колонн противника — никогда я не получал такого подавляющего воображение представления о русской мощи, как в этот день. Облака пыли сделали очень трудной помощь от люфтваффе, и вскоре множество Т-34 прорвались сквозь наши оборонительные сооружения и стаями устремились по всему полю битвы». В это же время в юго-востоку от Прохоровки советский 29-й танковый корпус встретился «лицом к лицу» с эсэсовскими танковыми дивизиями «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер». По всему периметру — от западных подходов к Прохоровке и до восточных завязалось ожесточенное сражение. Особенностью было то, что стороны словно забыли об окопной борьбе, оба противника бросились друг на друга с великой решимостью.
И природа пришла в неистовство. Дождь хлестал нещадно, и гром гремел, и молнии смешивались с орудийным громом. Танки настолько перемешались между собой, что артиллерия и авиация прекратили свою работу — невозможно было отличить своих от чужих. Чем ближе подходили к передовым немецким танкам Т-34, тем меньше была значимость брони и пушек «Тигров», равными которым в советских рядах были немногочисленные тяжелые КВ. Завязалась индивидуальная битва, противники нашли себе достойные пары. Периодически танковые башни взлетали в воздух от прямых попаданий и летели буквально на десятки метров. Когда у танков заканчивался боезапас, танкисты просто шли на таран немецких машин. Когда останавливался мотор, танкисты выскакивали из башни и с гранатами, с бутылками с зажигательной смесью бросались на танки противника. Ожесточение битвы достигло предела. Обе стороны забыли о маневренности, об отходе было запрещено и думать, сила ломила силу.
После нескольких часов боя советские войска владели полем к юго-западу от Прохоровки, на котором было много трофеев, не говоря уже о практически плененных экипажах вражеских танков. Только быстрая контратака Кнобельсдорфа позволила немцам вернуть себе часть Прохоровки, но полностью истощенная «Гроссдойчланд» обязана была все же возвратиться на поле боя, поскольку 3-я танковая дивизия немцев оказалась отрезанной и обнажила фланги своих соседей.
Но после полудня стала складываться опасная ситуация — Ротмистров должен был внимательно смотреть на поля к западу от Прохоровки, где в деревне Андреевка 18-й танковый корпус немцев начал заходить во фланг его основных танковых войск. А мощная группа германских танков стала пробиваться через юго-западные пригороды Прохоровки, грозя зайти в его тыл. Именно в этот момент Ротмистров ввел в бой последние свои резервы второго эшелона — 24-ю гвардейскую танковую и 10-ю гвардейскую бригады. Сам первый танкист пишет об этих часах: «Земля стала черной и уставленной танками как пылающими факелами». На одном из этапов раненого командира вынесли из поврежденного снарядом Т-34 и уложили в воронку от взрыва. В это время германский «тигр» направился к поврежденной советской машине. Тогда водитель, Александр Николаев, быстро вскочил в оставленную горящую машину, завел ее и направился прямо на остолбеневший «тигр». Тот остановился, но было поздно, огромный огненный шар, приведенный Николаевым на полной скорости, окутал «тигр», и взрыв сотряс землю.
18 часов длилась невиданная танковая битва. Военное счастье переходило с одной стороны на другую много раз. А небо тоже бушевало, и молнии освещали уже вечернее небо — битва стала затихать
