воздухе переходит к молодым авиаторам, абсолютное большинство родителей которых никогда не видело боевых самолетов. Теперь они смело поднимались в воздух, и их целью становятся не только заметные крупные цели на земле, но и скромные автомобили, порой даже отдельные фигуры. Ситуация лета 1941 года поменялась на противоположную. Пулеметный огонь и бомбы с неба обрушились теперь на агрессора.
18 января, в день прорыва блокады Ленинграда, Жуков стал маршалом. Наш лучший военачальник этой великой войны получил давно заслуженное признание. Он стал первым маршалом из плеяды военных мыслителей и полководцев нового поколения, за ним пойдут Василевский, Конев, Рокоссовский, Говоров, Еременко, Баграмян и другие лучшие сыны нашей родины. А советское высшее военное руководство думало уже преимущественно о «Сатурне». Войска продвинулись вперед, к Ростову, еще на пятьдесят километров. Наступление на верхнем Дону шло полосой почти в четыреста километров, от Павловска до Касторного. Основной удар и на этот раз наносился по итальянским дивизиям, не попавшим под удар в декабре, а также по 2-й венгерской армии.
Левый фланг Манштейна оказался практически обнаженным. Особенностью Манштейна было то, что он видел главное. Ростов. Можно отступать сколько угодно, но нельзя сдавать Ростов — тогда северокавказские войска окажутся в безнадежном мешке. Поэтому Манштейн отчаянно маневрировал своими истощенными дивизиями с главной целью сдержать, ослабить, затормозить ход сталинградского молота к ростовской наковальне.
Манштейн предложил Гитлеру позволить 6-й армии запросить противника о сдаче, поскольку «нет ничего полезного в продолжении сдерживания сил противника». Но Гитлер упрямо повторял, что каждый час сражения, принимаемого на себя шестой армией спасает весь германский фронт.
После 26-го января бои в Сталинграде, окруженном со всех сторон, приобрели эпизодический характер. Теперь немцы следили лишь за одним — как советские солдаты обращаются со сдающимися немецкими солдатами. Паулюс велел перевести свой штаб в здание главного сталинградского универмага, расположенного на Красной площади города. Бородатый Паулюс быстро прошел в подвал. Рядом радисты устанавливали радиосвязь с Таганрогом, со штабом Манштейна. 28 января советские войска разделили город на три сектора. Первый — одиннадцатый немецкий корпус в районе тракторного завода; восьмой и пятьдесят первый корпуса к западу от Мамаева кургана; остальные вокруг главного универмага.
30 января офицеры и солдаты столпились вокруг радиоприемников, чтобы выслушать речи по поводу десятилетия установления нацистского режима в Германии. Удивленная аудитория узнала, что заглавную речь произнесет не Гитлер, а Геринг. «Создана нация, твердая как сталь. Враг силен, но германский солдат стал еще тверже… Мы отняли у русских уголь и железо, без которых они не могут создавать вооружения… Возвышаясь надо всеми этими гигантскими битвами как величественный монумент, стоит Сталинград… Когда-нибудь эта битва будет признана величайшей в истории, битва героев… Как и Нибелунги, они стоят до последнего… Когда-нибудь там будет надпись: «Путник, если ты придешь в Германию, скажи немцам, что ты видел нас лежащими в Сталинграде». В подвалах и проходах раздались проклятья по адресу «этой жирной свиньи», которая уже, собственно, считала их мертвыми. В одной из комнат прослушали последовавший «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес», но когда начался нацистский гимн «Хорст Вессель», приемник разбили прикладами автоматов.
Но Паулюс остался верен нацизму. Он послал Гитлеру следующую радиограмму: «В связи с десятой годовщиной вашего прихода к власти Шестая армия приветствует своего фюрера. Флаг со свастикой все еще реет над Сталинградом. Пусть наша битва будет примером нынешнему и грядущим поколениям, чтобы они не сдавались в безнадежных ситуациях, ибо только тогда Германия останется победоносной». Зная, что в германской истории еще ни один фельдмаршал не сдавался противнику, Гитлер произвел Паулюса в фельдмаршалы — мечта каждого германского кадрового военного. Но в данном случае это, попросту говоря, это был намек на желательность самоубийства.
В ночь на 31 января части 38-й моторизованной стрелковой бригады и 329-го инженерного батальона окружили здание «Универмага», где размещался самый молодой фельдмаршал вермахта. Телефонная связь с ним была оборвана.
Но утром 31 января переводчик Паулюса Борис фон Найдхардт подошел к стоящему недалеко от универмага советскому танку. В башне стоял молодой лейтенант Федор Ельченко. Видя приближающегося немецкого офицера, Ельченко спрыгнул на землю. Нейдхард сообщил: «Наш большой начальник хотел бы поговорить с вашим большим начальником». Ельченко покачал головой: «У нашего большого начальника много дел. Сейчас до него не добраться. Так что имейте дело со мной». Вокруг Ельченко немедленно оказались четырнадцать автоматчиков. Найдхардт отказался провести Ельченко в таком сопровождении, а Ельченко не хотел идти один. Согласились на делегацию в три человека. В подвале этого мертвого дома командующему 6-й армией был представлен официальный советский ультиматум с требованием капитуляции. Новорожденный фельдмаршал германской армии сдался курносому двадцатилетнему танкисту. Согласно специальной договоренности, советская сторона подогнала штабной автомобиль для фельдмаршала Паулюса. Автомобиль помчал на юг, мимо теперь знаменитого элеватора, в Бекетовку, где в деревянном доме фельдмаршала встретил командующий 64-й армией генерал Шумилов.
Выйдя вместе с немцами на улицу, Шумилов не смог сдержаться. Он раскинул руки к синему-синему небу, облитому золотым сиянием солнца, и воскликнул: «Ах, какой восхитительный весенний день!» Вокруг стояли фоторепортеры. Перед ними был исключительный по ассортименту буфет, но Паулюс потребовал гарантии того, что будут накормлены его люди. Обещания были даны, и Шумилов вместе с Паулюсом и Шмидтом с чистым сердцем пошли к столу. За обедом Шумилов предложил тост за победу Красной Армии. Поколебавшись, Паулюс поднял свой стакан: «Я пью за победу германского оружия». Помрачневший Шумилов поставил свой стакан. Помолчал, отошел душой и примирительно сказал: «Забудьте это. Ваше здоровье!».
Следующим пунктом фельдмаршала Паулюса был командный центр Донского фронта в Заварыкине, где его уже ожидали Воронов и Рокоссовский. После бесед с пленным фельдмаршалом советские генералы 4 февраля вылетели в Москву. Отныне Донской фронт превратился в Центральный фронт и теперь он дислоцировался между Воронежским и Брянским фронтами. В Москве Рокоссовский узнал, что именно он будет командовать этим фронтом и теперь его задачей является пробить линию германского фронта и войти в тыл группы армий «Центр». Перед ним теперь стоял старый русский город Курск.
Чуйков принимал капитуляцию других генералов. Один из них — генерал Корфес — начал рассуждать о том, какой жалостью является то, что два величайших гения эпохи — Гитлер и Сталин — не смогли найти общий язык. Этим он определенно привел Чуйкова в замешательство. Чтобы скрыть его, Чуйков заказал чай и бутерброды. Старый «Форд» перевез генералов через Волгу.
В четыре часа пополудни 2 февраля бои в городе прекратились. В руки Донского фронта попали 5762 орудия, 1312 миномета, 156987 автоматов, 10679 мотоциклов, 240 тракторов, 3569 велосипедов, 933 телефонных аппарата, 397 километров кабеля.
Рано утром 1 февраля московское радио сообщило о пленении Паулюса и Шмидта. На полуденном совещании Цайцлер еще не верил Москве. Гитлер же неистовствовал. Перед огромной картой Восточного фронта он говорил Цайцлеру, Кейтелю и прочим о поступке новоиспеченного фельдмаршала: «Итак, они сдались и абсолютно. Вместо того, чтобы сплотить ряды, образовать круговую оборону и застрелиться последним патроном…. Когда нервы сдают, ничего не остается, кроме как признать неуправляемость ситуации и застрелиться». Цайцлер предпочитал жить в мире сомнений: «Возможно, что все это не соответствует реальному положению вещей; возможно Паулюс просто тяжело ранен». Гитлер: «Нет, это правда. Их всех отвезут в Москву, прямо сейчас предоставят ГПУ и добьются от них призыва к северным секторам сопротивления также сложить оружие. Этот Шмидт подпишет все что угодно. Человек, у которого нет мужества в такое время, не сможет противостоять обстоятельствам… В Германии слишком большое внимание уделяют формированию интеллекта, вместо того чтобы формировать характер… Как он (Паулюс) мог сдаться большевикам?… Его отвезут в Москву, и он подпишет все что угодно. Он будет делать признания. Будет выступать с прокламациями. У солдат фундаментальным элементом является характер, и если мы не сумели сформировать его, если мы будем порождать только интеллектуальных акробатов и духовных атлетов, мы никогда не создадим расы, способной выстоять перед тяжелыми ударами судьбы… Что такое жизнь? Жизнь — это нация. Индивидуум так или иначе умрет. За пределами жизни индивидуума существует нация. Как можно бояться смерти, которая освобождает нас от жалких сторон бытия…? В этой войне никто больше не получит ранг фельдмаршала».