Жукова, и без того латавшего дыры в своем поредевшем наступательном эшелоне. В слабеющем давлении на Вязьму Жуков призвал к бою родимое детище казненного маршала Тухачевского (чье имя не посмел бы произнести самый смелый генерал) — парашютные войска, так лихо продемонстрировавшие свою мобильность на учениях 1935 года.

В самый пик зимы — в ночь на 16 января 1942 года 416 парашютистов опустились на головы немцам в районе немецкого аэродрома в полутора километрах от поселка Мятлево. Они захватили летное поле, но расширить плацдарм помешало яростное сопротивление немцев и очень глубокий снег. Увы, эта операция не возымела необходимого эффекта. Жуков предложил бросить парашютные войска в пространство между Вязьмой и Юхновым. В ночь на 18 января майор Солдатов вместе с 451 своим десантником бросился в морозную январскую ночь на этот недалекий тыл противника. На подготовленную ими взлетно-посадочную полосу приземлились еще тысяча десантников с вооружением и боеприпасами. Наши войска продолжили наступательный порыв.

Но главную аэродесантную операцию Жуков предложил осуществить силами всего 4-го парашютного корпуса генерала Левашова для окружения занимающей ключевое положение перед Москвой Вязьмы. Незавидная судьба ждала этот корпус. Немцы достаточно хорошо знали калужский аэродром (который они совсем недавно активно использовали), с которого должны были взлетать десантники-парашютисты. Немцы нанесли по нему сокрушительный упреждающий бомбовый удар. Тем не менее парашютный десант был высажен к юго-востоку от Вязьмы, замыкая кольцо советского окружения этого старинного русского города. Именно здесь решалась судьба январской фазы московской битвы — прозвучит ли ее финал или германская группа армий «Центр» обратится в бегство?

Чтобы предотвратить последнее, германское командование бросило основные силы на укрепление «трезубца» Ржев — Юхнов — Сухиничи, главного, согласно германскому стратегическому замыслу, щита подошедшей к пределу своих возможностей германской ударной силы под Москвой. Именно в этот момент — 19 января — небольшая, но слаженная танковая группировка (часть второй немецкой танковой армии), базируясь на Орле и Брянске, прячась в лесах и на занесенных снегом озерах, нанесла удар по левому флангу Западного фронта Жукова. В небольшом поселке Людиново на улицах произошла страшная сеча, после которой немцы заново утвердились в поселке и в своем оборонительном «трезубце».

Положение несколько поправила 16-я армия Рокоссовского, сумевшая в отчаянной схватке овладеть Сухиничами. В общем и целом обе воюющие стороны были опустошены многодневной смертельной схваткой. Ее результаты к февралю 1942 года были уже более или менее ясны. У Вязьмы германское командование не утратило инициативу, от 100 до 150 транспортных самолетов ежедневно питали Демянский котел немцев. Ржев оставался германским бастионом, откуда Модель, восходящая звезда вермахта, планировал восстановить утраченные в декабре-январе позиции. Немцы отступили от ворот советской столицы, но они избежали худшего — панической потери организации, неупорядоченного бегства.

Наступательный порыв нашей армии угасал практически повсюду.

На севере недавно созданный Ленинградский фронт двинулся на Тосно. Мерецков, преодолевая все и вся, рвался в направлении Новгорода. У озера Ильмень дивизии Морозова устремились к Старой Руссе. Батальоны лыжников пересекли замерзший Волхов и закрепились на его западном берегу. Немцы более всего держались за станции железной дороги Новгород — Чудово, пользуясь которой их части могли вести мобильные боевые действия. Ставка напомнила, что положение в осажденном Ленинграде отчаянное, и войска пошли вперед не щадя себя. Надежда страны — 2-я ударная армия предприняла мощную атаку в ночь на 24 января и, вопреки всему, пробила брешь в германских оборонительных линиях. Кавалерии и лыжникам, устремившимся в прорыв, был дан единственный приказ — расширить зону вторжения в германские тылы. Обе стороны сражались отчаянно: Мерецков стремился расширить брешь, противостоящие немцы хотели заманить его в окружение. Все возможные средства были использованы в этой невероятной по жестокости борьбе. Части Мерецкова пользовались огнеметами и минировали огромные площади. Немцы сражались с крайним ожесточением. Фронт начал стабилизироваться.

На юге Брянский фронт бросился вперед одновременно с центральными и северными фронтами. Но продвижение было медленным, и не счесть критических замечаний в адрес его командующего Черевиченко, медленно вращавшего «колесо войны» на запад. И Тимошенко был отбит. Его Юго-Западный фронт напрасно тратил силы, устремившись в направлении Курска и Обояни. Не знакомый с военным счастьем Тимошенко вводил в бой дивизию за дивизией, но немцы уже видели направление советского наступления и без промедления создавали оборонительные районы, негусто насыщенные войсками, но опирающиеся на минные поля, доты и дзоты, на сокрушительный огонь вовремя подвезенных орудий.

Повернувший после безрезультатных боев на юг Тимошенко (6-я и 57-я армии) был остановлен под Славянском и около Белгорода. Немцы в силу необходимости приобрели немалое мастерство в превращении небольших поселков в непробиваемые укрепрайоны. Продвижение советских частей вперед было страшно кровавым. Нужно помнить, что стояла суровая зима. Как пишет английский историк Дж. Эриксон, «русские сражались из своих снежных фортов, а немцы отогревались в тепле подготовленных заранее изб, так что, пока высокое командование думало о стратегических целях, пехотинцы защищали и бились за простое и спасительное тепло».

При этом неудачи как бы не смущали бывшего наркома. У Тимошенко была своего рода мания докладывать в ставку о своих очередных великих замыслах, не вспоминая о них впоследствии. Так, 24 января он оповещает Ставку о намеченном им движении в направлении Харькова с выходом к Краснограду. Разумеется, для этого требовались новые танки, пушки, дивизии — и они были предоставлены Ставкой, руководствовавшейся стратегической аксиомой о наступлении повсюду. 26-го ему действительно удалось перерезать железнодорожный путь Харьков-Лозовая, достичь реки Орель и на следующий день взять Лозовую. (Здесь советские воины в первый раз освободили германский лагерь для советских военнопленных и увидели страшную картину своих вымирающих в нацистской неволе товарищей). Но Харьков был прикрыт немцами достаточно надежно, хотя войска Юго-Западного фронта и закрепились на правом берегу Донца. О ярости боев говорит хотя бы тот факт, что, обороняя Славянск, немцы отбили двести советских атак.

28 января был создан Крымский фронт, командующему которым генералу Козлову была поставлена задача десантными операциями с моря и суши окружить прорвавшуюся в Крым группировку немцев. Но сказалось отсутствие координации, необходимого опыта, недостаточная работа разведки, ясность для всех участников операции общего замысла. Фельдмаршал Манштейн (возможно, самый талантливый среди гитлеровских полководцев) сумел выбить советские войска из Феодосии, а задача запереть немцев в Крыму реализована не была.

Ощущение потери базовых позиций, необратимого поворота фортуны стало ослабевать в рядах вермахта, германская военная машина стала возвращаться в упорядоченное русло ежедневной кропотливой деятельности. В середине января Гитлер согласился на ряд предложений Клюге об отступлении на некоторых участках центрального фронта. Коммуникации Красной Армии удлинились, задача снабжения осложнилась, резервы истощились, продвижение вперед замедлилось. Постепенно немцы стали приходить к выводу, что худшее для них уже позади. Произошла стабилизация огромного фронта. Приободрившийся Гитлер упивался еще одним «триумфом воли». Всем желающим он рассказывал историю о генерале, который явился к нему в декабре с просьбой позволить ему отступить. На что Гитлер ответил вопросом: «Неужели вы думаете, что пятьюдесятью километрами западнее вам будет теплее?» Отступление готовило нам, воодушевленно говорил Гитлер, «судьбу Наполеона. Но я вышел из этой трясины! То, что мы пережили эту зиму и находимся сегодня в положении, из которого можем продолжить победный марш, основывается на моей воле, чего бы это ни стоило».

Лично Гитлеру эта зима стоила многого. Окружающим были видны следы огромного физического и психологического пресса. Шок несбывшихся фантастических надежд был заметен всем видевшим его в это время. Геббельс после очередного визита в Вольфшанце пишет о том, как поседел и постарел Гитлер. И тот