– Слезь с меня.
Совершенно растерянный, он подался назад, ударился затылком обо что-то очень твердое и отступил на шаг. В салоне завозились, машина качнулась, и его чертова знаменитость темным силуэтом показалась на фоне упиравшегося в деревья света фар.
Несколько секунд она просто сидела, закрыв глаза, а потом медленно, сантиметр за сантиметром, стала выбираться.
– Ты жива, да? – уточнил Василий Артемьев.
– Мне больно, – сказала она и заплакала. – Руки больно очень!
Артемьев осторожно потянул ее на себя, вытащил всю, повернул и обнаружил, что она в наручниках.
– Мила, я их не сниму. Потерпи, родная.
– Я не могу терпеть, – сказала Мелисса и заплакала. – Я вообще больше не могу!..
И тут он вспомнил про водителя.
Хорошо, что вспомнил только сейчас, а не раньше, потому что он убил бы его.
Он ринулся, обежал машину, понял, что водительскую дверь не открыть, – она была прижата кривой березой, – вернулся, и в два счета вытащил врага через пассажирское кресло.
Враг визжал и закрывался рукой. Двигатель надсадно стучал, будто из последних сил. Радио в джипе орало на всю рощу, и тут еще откуда ни возьмись по стволам заплескались синие и красные всполохи, и громовой голос приказал в мегафон:
– Всем оставаться на своих местах!..
Но Артемьев ничего не слышал, а если бы и услышал, то все равно ничего бы не понял! Одной рукой он держал врага за шею, а другой молотил по чему попало, и голова у того скоро запрокинулась, и Мелисса только кричала рядом:
– Вася, остановись! Васенька, хватит!..
Потом, перекрывая все ужасающие звуки этой ночи, вдруг грянул выстрел, показавшийся сухим и громким, как треск сломанной ветки, и какие-то тени надвинулись со стороны дороги и со стороны рощи, и снова прогремел невидимый чугунный голос:
– Всем стоять, руки на капот!!
Мелиса только хотела было объяснить всем присутствующим, что никак не может положить руки на капот, потому что она в наручниках, когда из темноты на нее прыгнуло что-то огромное и тяжелое, ударило по голове – в который раз за этот вечер! – и больше она ничего не помнила.
Потом наступил момент, когда они все-таки ее узнали.
– Ой, – сказал тот, который сидел за столом. Должно быть, он был начальник, потому что единственный из всех сидел за столом, остальные входили и выходили, – а я вас узнал! Вы эта… как ее… вы Дарья Донцова!
– Я Татьяна Толстая, – проскрипела Мелисса и слизнула из-под носа кровь, которая все капала и капала, никак не унималась.
– Да ладно! – недоверчиво сказал тот, который сидел за столом. – Татьяна Толстая ведет «Школу злословия»! А вы ведете «Поединок», я вас сто раз видел! Точно! Вас зовут Мелисса Синеокова!
– Точно, – повторила Мелисса.
– А чего ж вы говорите, что Татьяна Толстая?
– А я так шучу.
– Ну и шутки у вас, – сказал тот, который сидел за столом, и счел нужным представиться, – а меня Борей зовут. Старший лейтенант Крюков, то есть. А почему паспорт у вас на другую фамилию?
– У меня псевдоним.
Боря, старший лейтенант, пожал плечами.
– Странный какой-то псевдоним у вас! Мелисса, это что за имя?
Она тоже пожала плечами. Нынче она все за ним повторяет!
– Иностранное. Это не я придумала, это мои издатели придумали.
– Ну, все равно красиво, – оценил Боря. – А муж вас как называет?
– Мила, – призналась Мелисса, – послушайте, Боря, может, вы снимите с меня наручники, а? Я уже кисти совсем не чувствую!
Тут он спохватился, вылез из-за стола, зашел ей за спину и стал что-то колдовать, очень недолго. Потом как-то сразу руки упали вниз и стали качаться, как у обезьяны. Она и вправду совсем их не чувствовала.
– Чего это он вас так… жестоко?
– Не знаю.
Она смотрела на свои качающиеся руки, как на чужие, и даже плечами повела, чтобы проверить, двигаются они или нет. Руки подвинулись вместе с плечами, но поднять их она не смогла.
– Ничего, – утешил Боря. – Сейчас отойдут. Только поболят малость. Может, водки вам налить?
