смирных теток из очереди: «Ноги примите, женщина! Понатащат грязи, а ноги не убирают!»
Мелисса приехала сюда именно потому, что ей хотелось сохранить «инкогнито». В модной клинике ее моментально раскусили бы, это уж точно!..
– Так, – сказала врачиха. – Ты не хочешь говорить?
– Не хочу, – сказала Мелисса.
– Что показал тест, который ты сделала?
– Что я беременна, – бухнула бедная знаменитая писательница, с которой произошло то, что произойти не могло ни при каких обстоятельствах.
– И что тебя так… напугало?
– Этого не может быть, – выговорила она упрямо.
– Послушай, – сказала врачиха. – Тебе не пятнадцать лет, и ты не бездомная кошка. Тебе тридцать… – она заглянула в карточку, – пять, и ты писательница.
Мелисса вздрогнула и уставилась на нее.
– У тебя что, муж урод?
– Н-нет, не урод.
– Или ты с ним не спишь?
– Сплю, – повинилась Мелисса.
– А тогда почему не может быть? Если ты спишь с мужчиной, то в свои тридцать пять лет ты должна примерно представлять себе, что от этого бывают дети. Ты что, не представляла?
– У меня бесплодие! – закричала Мелисса. – У меня десять лет назад был аборт, и после него…
– Да это все в карточке написано, – хладнокровно сказала врачиха. – Ты же тогда у нас на учете была! Или забыла?
Ничего она не забыла, это невозможно забыть!..
– Тогда почему у тебя истерика? Я не понимаю. Если хочешь делать аборт, делай, но я бы тебе не советовала. Все-таки ты не девочка уже, и наступит ли новая беременность, неизвестно. Я бы советовала тебе рожать. – И она снова нацелилась на свою ручку, чтобы продолжать писать.
Мелисса смотрела на нее и медленно, очень медленно осознавала масштаб случившегося.
Вряд ли врачиха ее обманывает. Вряд ли она ошибается. Вряд ли ошибаются все – и тест, и врачиха, и она сама, потому что в последний месяц с ней явно творилось что-то странное. Она, конечно, о ребенке и не думала, потому что знала, что «этого не может быть», но вдруг есть?!
Вдруг?!.
– Поверь мне, – опять начала врачиха, – никогда не будет подходящего времени. Всегда будут несделанные дела, нерешенные вопросы и упущенные возможности. Никто не собирается рожать детей сейчас, но все собираются годика через два или три. Но если ребенок уже есть, имеет ли смысл от него избавляться?!
– Избавляться?! – вскричала Мелисса. – Да что вы такое говорите?! Да как вы могли подумать!? Да я ни за что!.. Никогда!..
Тут ей померещилось, что сейчас, в этом кабинете, ее опять заставят сделать аборт, и она вскочила, метнулась к двери и выбежала бы, если бы врачиха ее не удержала.
– Тю-ю! Прыткая какая! Ку-уда! А ну, сядь! Сядь, кому говорю!
Мелисса отрицательно помотала головой, держась за дверную ручку.
– Тебе, девушка, лечиться нужно, – строго сказала врачиха. – У невропатолога. Курс пройти. А то ребеночек выйдет нервный! Ты что?..
При слове «ребеночек» Мелисса присмирела, посмотрела на открытую дверь, тихонько притворила ее и вернулась на стул. И улыбнулась.
– У меня ведь не может быть детей, – тихо сказала она. – Если у вас карточка, в ней должно быть написано.
– У меня карточка десятилетней давности, повторяю. За десять лет что угодно могло произойти!
– Но мне сказали – никаких надежд!
– Да мало ли что тебе сказали! – фыркнула врачиха. – Сказали ей! Кто тебе сказал, господь бог?! Только он знает, есть надежда или нет ее, а кроме него, разве кто-нибудь что-нибудь знает?!
Сознание как будто по капле впитывало новость, в которую Мелисса до конца еще не поверила. Капли падали, губка намокала, вот-вот промокнет совсем и капли опять польются наружу, и придется смахивать их с плексигласа, которым был накрыт стол и календарь со снегирем.
– Значит, вот тебе направления на анализы, все сделаешь и придешь. Или ты в платную теперь пойдешь?
Теперь ей нужно срочно идти к Василию, и больше никуда ей идти не нужно!
– Анализами не пренебрегай, ты не девочка, тебе нужно будет за собой последить. Вот и вот. Кровь сдашь натощак. Ну, а если в платную хочешь, то и скатертью дорога! Может, оно и лучше, потому что у нас народу всегда много, это сегодня ты так удачно попала. – Врачиха положила перед ней исписанные листки, подумала и спросила: – Так я и не поняла, ты рада или не рада?
Мелисса посмотрела на нее. Потрясение оказалось слишком сильным, и говорить ей было сложно: