– Что с ней?

Глебов стиснул зубы:

– Я стукнул кулаком в стену и, кажется, напугал ее.

– Дайте-ка я посмотрю.

Долгов как ни в чем не бывало положил на пол портфель, тоже присел на корточки и спросил у сидящей в углу женщины, как ее зовут.

Он задавал еще какие-то вопросы, быстро взглядывая ей в лицо, и щупал пульс, и трогал лоб.

– Не нужно здесь сидеть, пойдемте лучше на диван, там вам будет гораздо удобнее. Поднимайтесь, поднимайтесь! – Под руку, как старушку, он отвел Светлану на диван и сказал Глебову совершенно спокойно: – Так, по виду, все нормально. Можно валерьянки налить. И обязательно проконсультироваться с невропатологом!

– Проконсультируемся, – мрачно пообещал Глебов.

Ему неловко было перед доктором и досадно, что тот застал его в таком странном положении, и было понятно, что ни в какие игры с ним уже не сыграешь. А ему так хотелось, чтобы была игра и чтобы играл именно Долгов!

– Давно это у нее? – поинтересовался Дмитрий Евгеньевич.

– Что?

– Ну, такое возбужденное состояние? Давно?

– Давно, – сказал Глебов. – Десять лет.

– А почему вы к врачу не обращались? Я дам вам телефон совершенно гениального невропатолога. Я его предупрежу, а вы скажете, что телефон дал Дмитрий Евгеньевич, хорошо? И фамилию ее скажите мне, чтобы он был готов к тому, что она будет звонить! Или вы будете звонить?

– Я, – покорившись, сказал Глебов.

– А на что она так отреагировала? Мне показалось, она закричала даже. – И добавил, как будто оправдываясь: – В вашей приемной было слышно!

– Я спросил у нее, зачем она заменила нитроглицерин Грицука снотворным.

Долгов отвернулся от Светланы и посмотрел на Глебова.

– Что? – переспросил он осторожно.

– В последнее время он стал просто ненормальным, – сказала мрачная женщина, которую Долгов только что усадил на диван. – Слава все не приходила, понимаете? То, что было, никак не тянуло на мировую славу, а он так о ней мечтал! Тогда он написал книгу с громкими именами и фамилиями, придумал какие-то страшные преступления, разоблачения и прочее, но Ярослав не стал ее печатать.

Долгов и Глебов как по команде уставились на нее.

Она не смотрела на них, говорила монотонно, глядя себе под ноги, словно изучая ковер.

Эта ее монотонность совсем не понравилась Долгову. Срочно к невропатологу, думал он. Немедленно, прямо завтра. А лучше – сегодня!

– Ярослав не стал печатать, и мой муж был даже этому рад. Он говорил, что ненавидит Чермака, потому что он плохой издатель. Не сумел добыть ему мировую славу, которая соответствовала бы его таланту! Он издал книгу у каких-то своих давних приятелей из провинции. У него везде были приятели и связи! Он был очень предусмотрительным человеком!

– А снотворное?

Наконец-то она взглянула на Глебова.

– Он все время строил какие-то планы и изводил меня, и по ночам тоже. Он перестал спать и все говорил, что наконец-то, после этой книги, он всем покажет, кто он такой, и особенно мне! После того, как он перестал меня бить, он окончательно меня возненавидел!

– Бить? – переспросил Долгов осторожно. Она кивнула.

– Я сходила в психиатрический диспансер, и сестра потихоньку выписала мне этот рецепт. Без рецепта такие препараты не продают! И я сказала ему, что это нитроглицерин.

– И он вам поверил?

Она кивнула.

– И стал принимать снотворное?

Она снова кивнула.

Долгов взглянул на адвоката, словно спрашивая у него разрешения. Глебов отвернулся.

– А… как вас зовут?

– Светлана Снегирева, – четко выговорила она.

– Зачем здоровому человеку принимать нитроглицерин? Вы сказали, что поменяли таблетки! Но ведь и нитроглицерин был ему совершенно не нужен!

– Он был уверен, что у него болит сердце и что я довела его до инфаркта. Иногда он задыхался, не мог лежать на левом боку и тогда принимал нитроглицерин! Все знают, что это от сердца.

– И вы высыпали одни таблетки и насыпали другие, верно?