что не было никого… Одиннадцатый? Нет, Андрей, десятый этаж… нет, это ты путаешь, а не я…»
Она, шептала, сама не замечая этого. Подобрала сумку, оглянулась, соображая, куда идти — голова кружилась, и всё ещё тошнило — побрела, сутулясь, по двору, волоча за собой сумку, в которой пищал сотовый телефон — маленькая фигурка в холодном гулком колодце серых зданий…
— Ты не думай, Андрей, я справилась… Я тебя очень люблю… я всех люблю… а тебя — сильно- сильно… хоть ты и ростом с меня… маленький… и старый… и усатый… и борода у тебя к вечеру отрастает… колючая… нет, я не реву… это ты ревёшь, а я не реву… это просто снег… это просто… я….. я… за тебя боюсь… ты только живи, ладно?.. я даже замуж за тебя не пойду — живи только….
Только
— … Да! Одна. Говорит, с телевидения…. Была у сторожа… Да нет, всего минуты три, не больше… Что? Нет, жива. Сотрясение мозга может только… А? Сторож? Не слыхал он ни хуя! Они с родного входа вошли, а со двора никого не было… Да! Значит, пять окон. Что? Нет, она не знает. Ну, выясняем, выясняем!!! Движения в окнах пока не обнаружено… Да хрен его знает, почему!.. Ладно… ладно… Нет… Домой звонит. Ну, лицо немного, подбородок… голеностоп… Хорошо… К чёрту!
СРОЧНО!«…жестокость и насилие… бывшая заложница находится в шоковом состоянии… смятением и ужасом охвачен весь город… данные о количестве убитых расходятся… количество заложников может достигнуть 40 человек… епархия только что распространила заявление… православие… архиепископ Викентий в своём обращении… бандиты-дезертиры… психологическая помощь… надломанные судьбы… террористы… бесконечный эфир продолжается!
— Захват заложников, стрельба. У нас теперь всё, как у взрослых, господа новостёры, — сказала Вика.
— Ну. Теперь будут мочить в сортире, — пробормотала Оксанка.
— Кого, нас?
— Да всех. По мере попадания на глаза… Вика, давай пересядем? У нас же окно прямо за спиной. Так в спину и всадят.
— Жалюзи закрыты.
— Тем более!!!
— Ну, давай… Эй, солдатик! Можно мы пересядем в уголок?
— Сидите, где сидите, — настороженно сказал Малый.
Он сидел у входа в отдел новостей, там, где обычно сидела Вика. Развлекался тем, что разглядывал отключенные сотовые телефоны.
Оксана вздохнула и пробормотала:
— Солдафон…
— Может, пасьянчик раскинем, чтобы не скучать?
— Не трави душу, — отрезала Оксана.
Все компьютеры были тоже отключены. Серенькие экраны выглядели тоскливо-слепыми. Без суматохи и светящихся мониторов комната казалось какой-то неприглядно-нищенской и праздной. «В первый раз вижу такое, — подумала Вика. — Здесь даже на ночь оргтехнику не отключают. Обычно… за что и получаем постоянно по ушам… А хорошо бы сейчас втащил сюда своё пузо директор Ершов, дал всем пи…дюлей, и разогнал по домам…»
Она представила себе, как дородный Ершов орёт на Малого и пинком выталкивает его за дверь. У Малого виноватая морда. Ершов громогласно обещает ему урезать зарплату… скупердяй старый, можно подумать, он платит всем здесь выше крыши…
А ещё лучше, вваливается сюда вся моя рота отдельного такого-сякого полка…. Ребята матерятся, дают Малому по шее, отбирают автомат… и лейтенант Тихонов, муженёк мой так и не состоявшийся, баран мой тупой и недогадливый, видит меня и обнимает… целует. Целовался-то он хорошо… никто так не целовал меня, дуру неугомонную… судьба это, Вика, говорит. Судьба навеки… а сам… спокойно!.. не надо об этом… отгорело и прошло… пусть живёт со своей сучкой новой… а я буду жить и жизнь свою и дальше сама строить!
После первой суматохи, когда все надсадно орали и толкались, стало спокойнее. Самое ужасное было, когда Малый стал стрелять в потолок. Вика здорово испугалась. Вот, ведь, — мать его, — в Чечне не так страшно было!
Всё так мило шло! Новости оттарабанили без происшествий. Цербера Борща, Игоря Борчикова, шеф- редактора, пописывающего то там, то сям под псевдонимом Марк Резкий, сегодня ещё не было — отлёживался в отгуле, после вчерашнего дня рождения. Обещал, правда, когда в очередной раз звонил по телефону, сразу после новостей провести «разбор полётов», но так и не пришёл.
— Опять, наверное, где-нибудь в Белом доме ошивается. Пятница, — сказала Оксанка. — Помяни моё слово, через пару месяцев или в банк уйдёт пресс-секретуткой, или на «Студию-44» заместителем по развитию.
— В банк и я бы пошла!
— Ой, только не надо, Вика, — дёрнулся Кирилл. — Ты же на голову больная репортёрством. Ты же в банке сдохнешь от тоски! Опять же, новости ведёшь. Диктор. Звезда!
— Не надо ля-ля! — подбоченилась Вика. — Я уже резко поумнела, глядя на некоторых… хрен с ней, со звёздностью!
Кирилл поднял белый пластмассовый стаканчик и провозгласил:
— За процветание банковского дела!
В комнате роилось, как потом выяснилось, восемь человек. Операторы Нестор и Лекс (в миру Нестеров Дмитрий и Сашка Фаридов, подрабатывающий ещё на двух телеканалах); Оксанка-корреспондент, Вика — ведущая новостей и «репортёрщица», как дразнил её Кирилл. Сам он, кстати, должен был сегодня вместе с Лексом ехать к учредителям на завод цветных металлов, но в последний момент позвонил директор Ершов…
— Пришёл гегемон и всё пошло прахом! — в который раз рассказывал Кирилл. — И вообще, хрена ли я тут с вами сижу? Как говорил Гоголь, устами одного из своих персонажей — сижу, греха набираюсь. Даже водители все разъехались.
— Ну, иди, что сидишь? — кокетливо говорила Оксанка.
— Ишь, как попочкой крутит! — орал Кирилл. — Оксана, почему у тебя такая красивая попа? Как у Малахова этого… «Большая скидка» который!..
— Это потому, что он её непрестанно тренирует, — ядовито вставила Инна-архивариус.
— Во-во! Сжимает и разжимает, сжимает и разжимает… и так — каждое утро!
— Фи, старый анекдот! — пьяненько крикнула из противоположного угла Оксана-вторая, притиснутая с двух сторон Нестором и Лексом.
— Слушай, Кирилл, заткнись, а? — немедленно надулась Оксанка.
— Ради тебя… и Виктории… я готов понести любую кару! — Кирилл нагнул голову. — Повинную голову и сеч не мечёт… тьфу — меч не сечёт!
— Девки, мне идти пора, — сказала Вика.
