маленькое, без окон, тут темно, душно и нестерпимо жарко: в камине вовсю пылает огонь, на столе чадят две лампы, а еще — нет, скорее это кухня для конюхов, думаю я, потому что в дальнем углу вижу жаровню, а рядом с ней — инструменты. У жаровни сидит бледный человек в фартуке — увидев нас, он откладывает в сторону какую-то вилку или, может, пилку, вытирает руки и принимается бесцеремонно меня разглядывать. У камина сидят парень и девушка: девушка рыжеволоса, круглолица и тоже смотрит на меня в упор. Парнишка хмур и неприветлив, он сосредоточенно жует кусок вяленого мяса, а сам он одет в такую чудную шубу — из разных кусочков меха. Он держит, зажав коленями, извивающегося пса, рукой придерживает ему челюсти, чтобы тот не лаял. Смотрит на Ричарда, потом на меня. Разглядывает мою одежду: плащ, перчатки, капор. Потом говорит, присвистнув:
— Небось, и стоят эти шмотки!
И пригибается, увертываясь, потому что седовласая женщина, сидящая в соседнем кресле — в кресле-качалке, что покачивается и скрипит, — попыталась дотянуться до него и ударить. Мне показалось, что это и есть экономка. Она смотрит на меня пристальнее и внимательнее, чем все остальные. В руках у нее сверток, теперь она откладывает его в сторону и пытается выбраться из кресла, а сверток тем временем начинает извиваться. Это поразило меня даже больше, чем горящая жаровня или даже шуба, — оказалось, это спящий головастый младенец, завернутый в одеяльце.
Я перевожу взгляд на Ричарда. Может, он скажет что-нибудь или поведет меня дальше. Но он отпустил меня и стоит, скрестив руки на груди, очень спокойно. Он улыбается, но улыбается как-то странно. Все молчат. Никто не шевелится, кроме седовласой женщины. На ней платье из тафты, материя шуршит при каждом движении. Лицо у нее румяное и так и лоснится. Она подходит ко мне почти вплотную, склонив голову, пытается разглядеть мое лицо. Облизывает губы. Взгляд ее пристален, она будто ждет чего-то. Она протягивает ко мне короткопалые красные руки, и я отшатываюсь.
— Ричард! — восклицаю я.
Но он словно не слышит, а взгляд женщины, такой загадочный, разом сковал меня. У меня нет сил сопротивляться, а она тянется к моей вуали. Откидывает ее. И вдруг видит мое лицо. Осторожно дотрагивается до моей щеки, словно боится, что она растает под ее пальцами.
Не сводит с меня глаз, но обращается почему-то к Ричарду. Голос ее дрожит от старческих слез, от переполняющего ее чувства.
— Молодец парень, — говорит она.
Глава двенадцатая
И тут все смешалось.
Собака лает и кидается, спеленатый младенец вопит, другой младенец, которого я сразу не заметила — он лежит в жестяном ящике под столом, — тоже начинает плакать. Ричард снимает сюртук и шляпу, ставит на пол наши сумки и потягивается. Неприветливый юноша сидит, разинув рот, выставив на всеобщее обозрение недожеванный кусок мяса.
— Это не Сью, — говорит он.
— Мисс Лилли, — тихо произносит стоящая передо мной женщина. — Какая красавица... Вы не устали с дороги, милочка? Подумать только — такой путь проделать...
— Это не Сью, — снова говорит мальчик, на сей раз громче.
— План поменялся. — Ричард не глядит мне в глаза. — Она осталась там, доделать кое-что... Мистер Иббз, как поживаете, сэр?
— Прекрасно, сынок, — отвечает ему бледный мужчина.
Он снял фартук и теперь успокаивает собаку. Мальчик, открывавший нам дверь, ушел куда-то. Жаровня остывает, потрескивая, затягиваясь серым. Рыжая девушка, вооружившись бутылочкой и ложкой, склоняется над вопящими младенцами, но при этом продолжает искоса поглядывать на меня. Хмурый парнишка хмыкает:
— Как это план поменялся? Не понимаю.
— Потом поймешь, — отвечает Ричард. — Если только...— Прижав палец к губам, подмигивает.
Женщина тем временем никак не отойдет от меня, вглядывается в каждую черточку на моем лице, словно бусы перебирает.
— Глаза карие, — говорит она и вздыхает, от дыхания ее веет чем-то сладким, как сахар. — Розовые губы, пухленькие. Зубки белые, как фарфор. Щечки — мягкие небось, нежные. Ой!
Я стою не шевелясь, как в трансе, — а она причитает, бормочет что-то, но теперь она, кажется, хочет ощупать мое лицо, и я отшатываюсь.
— Как вы смеете?! — восклицаю я. — Как вы смеете говорить со мной? Как смеете вы вообще смотреть на меня, вы все? А вы!.. — Я подхожу к Ричарду и хватаю его за жилет. — Что все это значит? Куда вы меня завезли? И что они знают о Сью?
— Тише, тише, — мирно произносит мужчина с бледным лицом.
Парнишка смеется. Женщина опечалилась.
— Какой у нее голос! — говорит девушка.
— Как острый нож, — подхватывает мужчина. — Такой же чистый.
— Ну что я могу сказать? — Он пожимает плечами. — Я же подлец.
— Хватит кривляться, черт побери! Говорите, что все это значит. Чей это дом? Ваш?
— Ну да, его! — Мальчишка дико хохочет и чуть не давится куском мяса.
— Спокойнее, Джон, выпорю! — произносит женщина. — Не обращайте на него внимания, мисс Лилли, очень вас прошу, не стоит он того!
Я на нее не смотрю. Я не свожу глаз с Ричарда.
— Говорите же чей, — настаиваю.
— Не мой, — отвечает он наконец.
— Не наш? — (Он качает головой.) — Тогда чей же? И где мы вообще находимся?
Он трет правый глаз. Он устал.
— Это их дом, — отвечает он, кивнув на женщину и на мужчину. — Их это дом, и находится он в Боро.
Боро... Я уже пару раз слышала от него это название. С минуту я стою в смятении, обдумываю услышанное, потом сердце у меня сжимается.
— Дом Сью! Где живут воры!
— Честные воры, — добавляет женщина, придвигаясь ко мне ближе, — для тех, кто нас знает!
Я думаю: «Это ее тетушка!» Когда-то мне было ее жалко. Теперь же я готова плюнуть ей в лицо.
— Да отойдете вы от меня или нет, старая карга!
И вдруг наступила тишина. Кажется, стало темнее и даже как-то теснее. Я все еще держусь за жилет Ричарда. Когда он пытается вырваться, я вцепляюсь сильнее. Мысли мои скачут, как зайцы. «Он женился на мне, привез сюда, чтобы от меня избавиться. Он хочет прикарманить мои деньги. Он пообещал, что поделится с ними — за то, что они убьют меня и Сью». И когда я так подумала, путаясь в страшных догадках, сердце мое вдруг снова сжалось: «А Сью они освободят. Сью все это знала наперед».
— Вы этого не сделаете! — чуть не кричу я. — Уверены, я не догадываюсь, что вы затеяли? Все вы? Какое грязное дело?
— Ничего вы не знаете, Мод, — отвечает он. Пытается отцепить меня от жилетки. Я не отпускаю. Мне кажется, если он это сделает, они меня точно убьют. Мы молча боремся секунду-другую. Потом он говорит: — Шов лопнет, Мод!
Отцепляет наконец мои пальцы. Я, недолго думая, сразу же хватаюсь за его руку.
— Отвезите меня назад, — требую я, а про себя твержу: «Только не подавай виду, что тебе страшно!» Но голос мой вдруг становится тонким да к тому же дрожит. — Отведите меня сейчас же назад, на улицы, к каретам.
Он качает головой, отводит взгляд:
— Я не могу этого сделать.