лицо рукой. Еще минуточку — и надо идти. А как солнце печет! Еще минуточку посижу, отдышусь. Закрываю глаза. Пусть смотрят теперь — я все равно их не вижу.

Потом кто-то подходит и встает передо мной:

— Похоже, вам нездоровится.

Открываю глаза. Мужчина, довольно пожилой. Мне он не знаком. Я отнимаю руку от лица.

— Не бойтесь, — говорит он. Может, я и впрямь кажусь испуганной. — Я не хотел вас испугать.

Он касается шляпы, изображает что-то вроде поклона. Похож на друзей моего дяди. Говорит он как джентльмен, и воротничок у него белый. Он улыбается, потом присматривается ко мне внимательней. У него доброе лицо.

— Вам правда нехорошо?

— А вы мне поможете? — спрашиваю я.

Когда он слышит мой голос, выражение лица у него меняется.

— Конечно, — говорит он. — Что с вами? Болит что-нибудь?

— Не болит, — отвечаю я. — Но меня ужасно измучили... Я... — Я бросаю взгляд на экипажи и телеги, проезжающие по мосту. — Я боюсь кое-кого. Они... Так вы мне поможете? О, если бы только вы согласились мне помочь!

— Я уже сказал, что помогу. Но все это так странно! И вы, леди... Поедемте со мной?! Вы должны мне все рассказать, я все хочу знать. Ничего не говорите пока, не надо. Вы можете встать? Боюсь, вы повредили ногу. Боже, боже! Сейчас я найду извозчика.

Он подает мне руку, я опираюсь на нее и встаю. Я испытываю облегчение — и от этого слабость.

— Слава богу! — говорю я. — Слава богу! Но послушайте, — тут я вцепляюсь в его рукав, — у меня ничего нет, мне нечем расплатиться...

— Вы о деньгах? — Он накрывает мою ладонь своей. — Я бы все равно их у вас не взял. Даже не думайте!

— ...Но у меня есть знакомый, который, надеюсь, мне поможет. Отвезете меня к нему?

— Конечно, конечно. Как же иначе? Идемте, смотрите, вот то, что нам нужно.

Он делает шаг к дороге, поднимает руку — извозчик выныривает из потока экипажей и останавливается прямо перед нами. Джентльмен хватается за дверь, открывает ее. Экипаж крытый, внутри темно.

— Осторожней, — говорит он. — Вам помочь? Осторожно, ступенька довольно высоко.

— Слава богу! — снова говорю я, поднимая ногу и ставя ее на подножку. Он тем временем подходит и становится позади.

— Ну и славно, — говорит он. А потом: — Как изящно вы это делаете!

Я так и застыла, одной ногой на ступеньке. Он кладет руку мне на талию.

— Ну же, — говорит он и пытается подтолкнуть меня, чтобы я села в карету.

Я отскакиваю назад.

— В конце концов, — говорю я, — наверное, я могу и сама дойти. Вы только подскажите мне, как добраться.

— Жарко сейчас для прогулок. Вы устали. Садитесь лучше.

А у него твердая рука. Он словно вцепился в меня. Я уворачиваюсь, он не отпускает; минута недолгой борьбы...

— Ну что такое! — говорит он с улыбкой.

— Я передумала.

— Поедемте.

— Пустите меня.

— Что вы так расшумелись? Послушайте меня лучше. Я знаю один дом...

— Дом? Разве я не сказала вам, что мне нужно повидать одного знакомого?

— Ну, думаю, он вам больше обрадуется, если вы сначала умоетесь, перемените чулки и выпьете чаю. Или же — почем знать? — если вы все это проделаете, вы и меня оцените по достоинству. Ну как?

Лицо у него по-прежнему доброе, и говорит он все это с прежней улыбкой, но только при этом берет меня за руку, поглаживает и снова пытается посадить в карету. Теперь борьба развернулась не на шутку. Никто не вмешивается, не пытается нас разнять. Наверное, с дороги, из других экипажей, нас не видать. А мужчины и женщины, идущие по мосту мимо, лишь взглянут и тотчас отвернутся.

Но есть же извозчик! Я кричу ему:

— Вы что, не видите? Тут какая-то ошибка. Этот человек пристает ко мне.

Тогда мужчина отпускает меня. Я прошу извозчика:

— Подвезите меня! Вы не подвезете меня — одну? Я потом заплачу вам, честное слово, когда доедем.

Извозчик спокойно выслушивает меня. Услышав, что у меня нет денег, отворачивается и сплевывает.

— Не платите — не едете, — бурчит он.

А мужчина снова подбирается ко мне.

— Поедемте, — говорит он, только на сей раз без улыбки. — Не надо притворяться. Что вы тут комедию ломаете? Ясно, что вы влипли в историю. Чем вам не понравились чулочки, чай?

Но я все уговариваю извозчика.

— Тогда подскажите мне, — говорю, — куда мне идти? Мне надо на Холиуэлл-стрит. Как мне туда добраться?

Услышав название улицы, он фыркает; презрительно или насмешливо — я не поняла. Но все же указывает кнутом:

— Вон туда идите. — Он указывает куда-то за мост. — А потом на запад, по Флит-стрит.

— Спасибо, — благодарю я его и устремляюсь вперед.

Мужчина нагоняет меня.

— Не трогайте меня! — говорю ему.

— Не ломайтесь.

— Да отстаньте же! — визжу я.

Он останавливается.

— Ну и ступайте! Ломака чертова.

Я иду быстро, насколько хватает сил. Почти бегу. Но потом, некоторое время спустя, извозчик догоняет меня и пытается ехать со мной вровень. Мужчина выглядывает из кареты. У него другое выражение лица.

— Прошу прощения, — говорит он. — Садитесь. Прошу прощения. Пожалуйста, садитесь. Я отведу вас к вашему знакомому, клянусь. — Он показывает мне монету. — Я дам вам это. Садитесь. Не надо вам на Холиуэлл-стрит, там плохие люди, не то что я. Садитесь скорей, я же знаю, что вы леди. Садитесь, я буду любезен с вами...

Так он уговаривает меня чуть не до середины моста, но к этому времени за экипажем выстраивается длинная очередь, и извозчик кричит, что ему надо двигаться, и мужчина откидывается на сиденье и со стуком закрывает окно. Извозчик прибавляет ходу, карета скрывается из виду. Я перевожу дух. Меня всю трясет. Надо бы остановиться, отдохнуть, но нет, сейчас не время. Вот и мост позади, тут дорога выводит на другую улицу, еще более оживленную, чем на южном берегу, но меня тут никто не узнает, хоть на том спасибо. Правда, толпа тут — это что-то невероятное. Но все равно, все равно надо идти вперед, и я протискиваюсь сквозь толпу. Вперед. На запад, как подсказал извозчик.

Улица опять изменила облик. Вдоль нее выстроились здания с выступающими вперед окнами — должно быть, лавки, соображаю я наконец, потому что в них выставлены всякие товары, к ним прикреплены таблички с ценами. Тут хлеб, там лекарства. А вот перчатки. А там туфли и шляпки. Мне бы немножко денег! Я вспоминаю монетку, которой помахивал передо мной мужчина, высовываясь из окна кареты, — надо бы мне тогда схватить ее и убежать! Но что толку теперь вспоминать. Не важно. Иди, не останавливайся. Вот церковь, она разделяет улицу надвое — так устой моста разделяет русло реки на два рукава. Куда дальше — по правому или по левому? Мимо проходит женщина, голова у нее, как и у меня, непокрыта — хватаю ее за рукав и спрашиваю дорогу. Она тычет пальцем и, как все остальные, к кому я обращалась, долго потом