– Это без толку, – сказала она. – Так оно не хочет вылезать. Я чувствую, что не хочет.

– Можно пенсы класть в питьевую воду.

– Так это ж бабкины сказки?

– Бабки, они кое в чем толк знают. В конце концов, потому они и бабки, а не...

– А не лахудры вроде меня?

– Я не это имела в виду.

Вив глядела в сторону. Уже совсем стемнело. На тротуарах по краям сквера приплясывали, появляясь и пропадая, тусклые лучи затененных фонариков. Окаймлявшие сквер высокие плоские дома были мертвы. Почувствовав дрожь Бетти, Вив затряслась сама. Но они всё сидели. Бетти подтянула воротник пальто и сложила руки на груди.

– Можно поговорить с Реджи, – снова сказала она.

– Нет. Я не стану ему говорить.

– Да почему? Это же от него?

– Конечно от него!

– Ладно, я только спросила.

– Надо ж додуматься!

– Все равно, нужно ему сказать. Я серьезно, Вив, он все ж таки женатый мужчина... Может подсказать, чего делать.

– Он понятия не имеет. Его жена... помешана на детях. Только для этого он ей и нужен. От меня он получает совсем другое.

– Не сомневаюсь.

– Да!

– Не пройдет и девяти месяцев, как оно перестанет быть другим. То есть восьми месяцев.

– Вот почему я должна все уладить сама. Неужели не понятно? Если окажется, что я просто такая же, как она...

– Ты вправду хочешь уладить? Может, оставишь и...

– Смеешься, что ли? Отец... Это его убьет!

«Это его убьет, – хотела она сказать, – после истории с Дунканом». Однако Бетти этого не скажешь, и бремя стольких секретов, нескончаемой предосторожности, умалчиваний и опасений вдруг стало невыносимым.

– Ох, это ужасно несправедливо! Ну почему так случается, Бетти? Словно было еще недостаточно тяжело. Так на тебе, чтоб доверху! Такая малость...

– Жаль огорчать тебя, детка, но малостью оно останется недолго.

Сквозь темноту Вив вгляделась в подругу и обхватила руками живот.

– Невыносимо думать, что оно сидит там во мне и становится все больше и больше, – тихо сказала она. Вдруг показалось, что она чувствует это, присосавшееся к ней, как пиявка. – Какое оно? Просто жирный червячок, да?

– Жирный червячок с физиономией Реджи, – ответила Бетти.

– Не говори так! Если я начну так думать, станет еще хуже. Надо попробовать таблетки, какие пила Фелисити Уитерз.

– Они же не помогли. Почему она и ковырнулась с лестницы. И разве от них не тошнило?

– Так меня и без них тошнит! Какая разница?

Впрочем, сейчас не тошнило. Вив ощутила почти лихорадочное возбуждение. Вдруг показалось, что раньше она пребывала в некоем трансе. Даже не верится. Столько дней промелькнуло, и она ничего не делала. Вив выпрямилась и огляделась.

– Нужно в аптеку, – сказала она. – Где такая аптека? Ну же, Бетти!

– Не гони, – буркнула Бетти, открывая сумочку. – Черт, нельзя же вывалить такое на девушку и ждать, что она... Дай хоть сигаретку выкурю.

– Сигаретку! Как ты можешь думать о сигаретах!

– Уймись, – сказала Бетти.

Вив пихнулась:

– Я не могу уняться! Думаешь, ты бы смогла, окажись на моем месте?

Внезапно накатила страшная усталость. Вив осела и прикрыла глаза. Потом заметила, что Бетти ее рассматривает. В темноте было трудно прочесть выражение ее лица. Это могли быть и жалость, и восхищение, и даже легкое презрение.

– О чем ты думаешь? – тихо спросила Вив. – Считаешь меня размазней, да? Какой мы считали Фелисити Уитерз?

Бетти пожала плечами:

– Любая девушка может залететь.

– Ты вот не залетаешь.

– Типун тебе! – Бетти сдернула перчатку и заколотила по скамейке. – Постучи по дереву, слышишь? В конце концов, так уж устроено, это просто удача – одним везет, другим нет... – Она рылась в сумочке, ища зажигалку. – И все же я считаю, надо поставить в известность Реджи. Какой тогда смысл вожжаться с женатым мужиком, если нельзя ему такое сказать?

– Нет, – чуть слышно сказала Вив. Обе снова перешли на шепот. – Сначала попробую таблетки; если не подействуют, тогда скажу. А коли получится, он ничего не узнает.

– В отличие от тебя, будем надеяться.

– Ты все же считаешь меня размазней.

– Я только говорю, что если б он надел дождевик...

– Ему не нравится!

– Вот то-то и паршиво. Парню в его шкуре нельзя шалопайничать. Будь он холостяком, другое дело, можно и рискнуть; на худой конец, выскочила бы замуж раньше, чем намеревалась.

– Так говоришь так, словно это можно просчитать, спланировать – вроде покупки спального гарнитура! – горестно сказала Вив. – Ты же знаешь, как у нас с ним. Сама только что говорила про удачу. Он женат на другой, потому что ему ужасно не повезло, вот так неудачно совпало. Бывает, что ничего не поделаешь, все так, как оно есть.

– И так оно будет продолжаться годами и годами. Благодарю покорно: он весь из себя грандиозный, а как с тобой?

– Нельзя так думать. Никто так не думает! Завтра мы все можем умереть. Надо брать, чего хочется, верно? А чего взаправду хочется? Сама не знаешь. У меня больше ничего нет, кроме Реджи. Если б его не было... – Голос Вив треснул. Она достала платок, высморкалась и, помолчав, сказала: – Он дарит мне радость, ты же знаешь. И смех.

Бетти наконец отыскала зажигалку и прикурила.

– Однако сейчас тебе не до смеха.

Вив смотрела на выскочившее пламя, мигнула, когда оно вновь исчезло в темноте, и ничего не сказала. Почти не разговаривая, они сидели, пока окончательно не замерзли; тогда устало сцепили руки и поднялись.

Они еще шли по скверу, когда завыли сирены.

– Вот, извольте, – сказала Бетти. – Это положило бы конец всем твоим проблемам – хорошая толстая бомба.

Вив посмотрела на небо.

– Боже мой, это правда. И никто бы, кроме тебя, не знал.

Прежде она не задумывалась, сколько тайн война поглощает и хоронит в пыли, тьме и молчании. Бомбежки представлялись злом, которое лишь со всего срывает покров. Поглядывая на небо, они шли к общежитию, и Вив говорила себе: пусть рыщут прожектора, пусть прилетят самолеты и залают зенитки, пусть разверзнется ад...

Но когда где-то на севере Лондона ударили первые залпы орудий, она забеспокоилась и потащила Бетти быстрее; даже в своем злосчастье Вив боялась бомбежки и боли и все же не хотела умирать.