Джулия перебирала ключи, но теперь подняла голову. Хелен взглянула на нее и отвернулась.

– Наверное, смущает ваша смуглость.

– Пожалуй. Но с вами-то я в полной безопасности. По внешности вы цвет английской нации. Вас ни с кем не спутают, могут принять лишь за кого-нибудь из союзников... Вот и пришли. Вон дом, который нам нужен.

Джулия подвела Хелен к двери высокого, мрачного и ветхого дома и вставила в скважину ключ. С притолоки хлынул поток пыли, когда она толкнула створку. Хелен опасливо шагнула внутрь. Сразу шибануло горькой сыростью, похожей на запах старых посудных тряпок.

– Это из-за дождя. – Джулия закрыла дверь и возилась со щеколдой. – Крышу пробило, стекла вылетели. Извините за темноту. Электричество, конечно, не работает. Проходите в ту дверь, там немного светлее.

Хелен прошла через прихожую и очутилась перед входом в гостиную, куда проникал слабый сумеречный свет из неплотно закрытого ставнями окна. На мгновенье, пока глаза привыкали к полумраку, комната показалась неповрежденной, но вот стало виднее, и Хелен, шагнув вперед, охнула:

– Какая жалость! До чего красивая мебель!

Ковер на полу, прекрасный диван и стулья, скамеечка для ног – все было покрыто густой пылью, усыпано битым стеклом и обвалившейся штукатуркой; отсыревшее дерево разбухло и зацветало плесенью. Хелен взглянула вверх и тихо вскрикнула:

– Ой, какая люстра!

– Ступайте осторожнее. – Джулия подошла и коснулась ее руки. – Половина подвесок сорвалась и расколошматилась.

– Из ваших рассказов я поняла, что здесь совсем пусто. Почему же хозяева не вернутся, не починят все или хотя бы не вывезут вещи?

– Видимо, считают бессмысленным, ведь дом почти разрушен. Хозяйка, наверное, укрылась у родичей в деревне. Муж воюет, а то и погиб.

– Но такие хорошие вещи! – повторила Хелен. Она вспомнила мужчин и женщин, которые приходили в ее кабинет. – Ведь здесь могли бы жить другие люди. Я стольких встречаю, у кого вообще ничего нет.

– Дом ненадежен. – Джулия легонько постучала по стене. – Один близкий взрыв, и все может рухнуть. Наверное, и рухнет. Вот почему мы с отцом здесь ходим. По сути, регистрируем призраки.

Хелен прошла по комнате, переводя обескураженный взгляд с одной испорченной вещи на другую. Потом осторожно раздвинула створки высокой двери. Следующая комната была в столь же плачевном состоянии: окна разбиты, бархатные шторы в дождевых разводах, пол загажен птицами, усыпан золой и сажей, которые взрывной волной выбросило из камина. Хелен шагнула, и под ногой что-то хрустнуло – кусок прогоревшего угля. На ковре осталось черное пятно. Хелен оглянулась на Джулию и сказала:

– Мне страшно идти дальше. Кажется, это нехорошо.

– Ничего, обвыкнетесь. Я неделями мотаюсь вверх-вниз по лестницам и уже не задумываюсь.

– Вы точно знаете, что здесь никого? Вроде той старухи, о которой вы рассказывали. И никто сюда не придет?

– Никто. Позже лишь отец может заглянуть. Я оставила дверь незапертой. – Джулия поманила рукой. – Идемте вниз, посмотрите, чем мы с ним занимаемся.

Они вернулись в прихожую и неосвещенной лестницей спустились в подвальную комнату, где на раскладном столе под зарешеченным, но разбитым окном лежали всевозможные чертежи и проекции расположенных на площади домов. Джулия показала, как отмечаются повреждения, рассказала о значках, которые применяет, о системе измерений и прочем.

– Все это кажется очень техническим, – сказала впечатленная Хелен.

– Да нет, технического здесь, пожалуй, не больше, чем в вашей конторской работе, во всех этих балансовых книгах, формулярах и всяком таком. Вот уж где от меня никакого толку. Я бы не смогла заниматься людьми, которые ходят туда-сюда и чего-то от тебя хотят; не представляю, как вы терпите. Вот эта работа по мне, потому что столь уединенная и тихая.

– Вам не одиноко?

– Иногда. Но я привыкла. Писательский склад и все такое... – Джулия потянулась. – Перекусим? Пойдемте в соседнюю комнату. Там холодно, но не так сыро, как наверху.

Она взяла сумку и коридором прошла в кухню, посреди которой расположился старый дощатый стол, густо усыпанный хлопьями побелки.

– Кстати, у меня вправду сэндвичи с кроличьим мясом, – сказала Джулия, смахивая мусор. – Садовник нашего соседа ловит кроликов. Похоже, они заполонили весь Лондон. Говорит, этого поймал на Лестер- Сквер! Не знаю, можно ли верить.

– Подруга из пожарной дружины рассказывала, что как-то ночью видела кролика на платформе вокзала «Виктория»; так что, наверное, садовник не врет.

– Кролик на вокзале! Неужто ждал поезда?

– Ага. Наверное, поглядывал на карманные часы, из-за чего-то ужасно волнуясь.

Джулия рассмеялась. Смех отличался от того, который Хелен слышала прежде. Искренний и непринужденный, он походил на журчание родника; Хелен ему по-детски обрадовалась. «Господи боже мой! – сказала она себе. – Ты обмираешь, точно второклассница перед старостой школы!» Чтобы скрыть смущение, она прошлась по кухне, разглядывая на полках запыленные кружки и формы для пудинга, пока Джулия разгружала на стол сумку.

Вдоль стен старой викторианской кухни тянулись деревянные прилавки, в углу стояла щербатая каменная раковина. Прутья зарешеченных окон обвивал плющ, отчего освещение было мягким и зеленоватым.

– Представляю здесь кухарку и судомоек, – сказала Хелен.

– Ага, правда?

– И квартального, который на обходе заскочил выпить чашечку чая.

– «Никаких ухажеров»,³⁷ – улыбнулась Джулия. – Присаживайтесь, Хелен.

Она уже достала сэндвичи в пакете из вощеной бумаги и термос с чаем, какими пользуются ночные сторожа. Придвинула стулья, но с сомнением посмотрела на пыльные сиденья и приличное пальто Хелен.

– Можно подстелить бумагу, если хотите.

– Ничего, обойдусь, – сказала Хелен.

– Точно? Ну смотрите, ловлю на слове. Я не Кей.

– То есть?

– Не буду подстилать свое пальто и все такое, словно Уолтер Рэли.³⁸

Сегодня Кей упомянули впервые. Хелен промолчала. Да уж, Кей бы всполошилась, подумала она, интуитивно угадывая, что для Джулии подобные хлопоты из-за пыли – сплошная морока. Хелен еще острее осознала странность ситуации: она приняла любовь и внимание, которыми сначала воспользовалась, а потом отвергла Джулия...

Та развернула сэндвичи и выдернула пробку из пустившего пар термоса – он был укутан в пуловер, чтобы не остыл. Из серванта Джулия взяла две изящные чашки, плеснула в них на донышко чаю, погоняла его, согревая фарфор, затем опорожнила и вновь наполнила чашки.

В сладком чае было очень много сливок. Вероятно, Джулия вбухала весь свой рацион. Чувствуя себя неловко, Хелен сделала глоток и прикрыла глаза. Когда Джулия предложила сэндвич, она сказала:

– Я должна отдать вам деньги или как-то рассчитаться за угощение.

– Перестаньте.

– У меня есть талон на...

– Господи ты боже мой! Что с нами делает война! Ладно, как-нибудь угостите выпивкой, если уж вам так неймется.

Они принялись за еду. Хлеб был грубого помола, но мясо сладкое и очень нежное, с каким-то крепким, отчетливым привкусом. Чуть погодя Хелен догадалась, что это чеснок. В ресторанах она ела блюда