Как я уже сказала, на распаковку багажа ушел час, и, пока мы работали, я не раз слышала голоса и шаги, доносившиеся из других помещений. Приблизительно в шесть, когда с вещами было покончено, на лестничной площадке ниже этажом послышался скрип и оклик: «Мисс Батлер, мисс Астли!» Это была миссис Денди, пришедшая известить, что готов обед и мы, если желаем, можем спуститься в гостиную, благо целая куча народа жаждет с нами познакомиться.

Я проголодалась, но к тому же устала и потеряла всякое желание пожимать руки и улыбаться незнакомым людям, однако Китти шепнула, что нам лучше сойти вниз, а то как бы другие жильцы не решили, будто мы задираем нос. Мы попросили миссис Денди дать нам минуту-другую, Китти переоделась, я причесала и заново уложила волосы, стряхнула в камин пыль с подола и вымыла руки, и мы спустились.

С тех пор как мы по прибытии пили здесь чай, гостиная полностью преобразилась. Стол раздвинули, переместили в центр комнаты, накрыли к обеду, но главное, он был окружен лицами и каждое, стоило нам войти, повернулось и осветилось улыбкой — той самой, заученной и мимолетной, какую мы наблюдали на картинах, развешанных по стенам. Можно было подумать, полдюжины портретов ожили и выбрались из-за пыльных стекол, чтобы присоединиться к трапезе миссис Денди.

Стол был накрыт для восьмерых, два места, предназначенных, очевидно, для нас с Китти, оставались пустыми, однако прочие были заняты. Во главе стола восседала сама миссис Денди, она накладывала на тарелки ломти холодного мяса с блюда, но при виде нас привстала, предложила чувствовать себя как дома и, указывая вилкой, отрекомендовала нам прочих сотрапезников. Первым был пожилой джентльмен в бархатной жилетке, сидевший напротив нее.

— Профессор Эмери, — проговорила она без тени замешательства. — Телепат. Феномен.

Профессор встал и слегка наклонил голову.

— Бывший Феномен. — Он покосился на хозяйку. — Миссис Денди слишком любезна. С тех пор как я в последний раз стоял перед притихшей толпой и угадывал содержимое дамской сумочки, минуло уже немало лет.

Он улыбнулся и довольно тяжело опустился на стул. Китти сказала, что очень рада знакомству. Далее миссис Денди представила его соседа справа, худого рыжеволосого паренька.

— Симс Уиллис, — сказала она. — Крайний в шоу менестрелей…

— Крайний Феномен, конечно, — быстро вставил он, наклоняясь, чтобы пожать нам руки. — Нынешний Феномен. А это, — он кивком указал напротив, на еще одного парнишку, — это Перси, мой брат, он играет на кастаньетах. Он тоже феномен.

Перси тем временем подмигнул и, как бы подтверждая слова брата, схватил со скатерти пару ложек и искусной дробью прошелся ими по столу.

Миссис Денди громко откашлялась и указала на хорошенькую девушку с ярко-розовыми губами, сидевшую рядом с Симсом.

— И не забудем про мисс Флайт, нашу балерину.

Девица жеманно улыбнулась.

— Называйте меня Лидия. — Она протянула руку. — Под этим именем — ну хватит, Перси! — под этим именем я известна в «Паве». Или, если хотите, Моникой — это мое настоящее имя.

— Или Милашкой, Тутси, — добавил Симс, — так ее называют ее приятели, и если вы читали «Элли Слоперс», то сами сообразите почему. Позвольте мне только заметить, мисс Батлер: когда Уолтер объявил о вашем прибытии, она до смерти перепугалась, как бы вы не оказались какой-нибудь разбитной танцовщицей с осиной талией. Но узнала, что вы травести, и от облегчения рассыпается в любезностях.

Тутси пихнула его локтем.

— Не слушайте его, он вечно дразнится. Я очень рада, что рядом будет еще девушка, то есть целых две, разбитная или нет, не важно. — Взгляд, который она метнула на меня, яснее ясного сказал, к которому типу она меня относит. Когда Китти подсела к ней, оставив меня соседствовать с Перси, она продолжила: — Уолтер говорит, вы очень далеко пойдете, мисс Батлер. Я слышала, вы завтра дебютируете в «Звездном». Помнится, это прекрасный зал.

— Да, как будто. Зовите меня Китти…

— А вы, мисс Астли? — обратился ко мне Перси. — Давно ли вы служите костюмершей? Не может быть, слишком вы молоденькая.

— На самом деле мне еще далеко до настоящей костюмерши. Китти меня обучает.

— Обучает? — Это вмешалась Тутси. — Послушайте моего совета, Китти, не перестарайтесь, а то кто-нибудь ее у вас переманит. Я такое наблюдала.

— Переманит? — Китти улыбнулась. — О, только не это. Нэн приносит мне удачу…

Я, краснея, рассматривала свою тарелку, пока миссис Денди, все еще возившаяся с блюдом, не предложила мне кусок мяса в дрожащем желе:

— Языка желаете, мисс Астли?

Застольная беседа, разумеется, свелась к театральным сплетням, которые я воспринимала как нелепейший бред. Похоже, в этом доме все так или иначе имели отношение к театру. Даже маленькая простушка Минни — восьмой член нашей компании, девушка, которая прежде принесла нам чай, а теперь вернулась, чтобы помочь миссис Денди подавать еду и убирать тарелки, — даже она принадлежала к балетной труппе и имела контракт с концертным залом в Ламбете. Даже песик Брансби, вскоре пробравшийся в гостиную, чтобы клянчить объедки и тыкаться слюнявой мордой в колено профессора Эмери, издавна служил в артистах, гастролировал однажды по Южному побережью с программой собак-танцоров и носил сценическое имя Арчи.

Дело происходило в воскресенье, и никому не нужно было после ужина спешить в концертный зал; судя по всему, ни у кого не было никаких занятий, только сидеть, курить и сплетничать. В семь в дверь постучали и громким окриком у порога возвестила о себе девица с платьем из тюля и шелка и золоченой диадемой: это была приятельница Тутси из балета «Пава», пришедшая спросить мнения миссис Денди о своем костюме. Платье расстелили на ковре, тем временем убрали со стола; когда на столе ничего не осталось, профессор раскинул колоду карт. К нему присоединился, насвистывая, Перси, Симс подхватил мелодию, поднял крышку пианино миссис Денди и начал наигрывать. Пианино было жуткое.

— Черт побери эту развалину, — вскричал Симс, колотя по клавишам. — Попробуешь сыграть Вагнера, получится, клянусь, что-то вроде матросской песни или джиги!

Мелодия, однако, была веселая, и Китти заулыбалась.

— Эту песню я знаю, — бросила она мне, а раз так, то оставалось только спеть, и скоро Китти, переступив через сверкающее платье на полу, присоединила свой голос к хору, собравшемуся вокруг Симса.

Я устроилась с Брансби на софе и взялась писать открытку домашним. «Я сижу в гостиной, — писала я, — самой что ни на есть необычной, и все вокруг добрые до невозможности. У здешней собаки есть сценическое имя! Квартирная хозяйка велела поблагодарить вас за устриц…»

На софе было очень уютно, окружающие вовсю веселились, но в половине одиннадцатого Китти начала зевать, и я, вскочив, заявила, что мне пора спать. Поспешно посетив уборную в задней части дома, я взлетела по лестнице и молниеносно облачилась в ночную рубашку — можно было подумать, я неделю не спала и умирала от усталости. Но меня вовсе не клонило в сон, просто я хотела нырнуть в постель до появления Китти — устроиться, успокоиться и ждать того близкого мига, когда она окажется рядом со мной в темноте и лишь тонкая материя двух ночных рубашек помешает мне осязать тепло ее кожи.

Китти пришла через полчаса. Я к ней не обратилась и не смотрела в ее сторону, она тоже молчала, только бесшумно ходила по комнате — наверное, приняла меня за спящую, потому что я с плотно закрытыми глазами лежала, вытянувшись, на боку. Из других помещений долетали слабые шумы: смех, хлопанье дверей, бег воды в отдаленных трубах. Но потом все затихло, и слышно было только, как она раздевалась: одна за другой щелкнули пуговицы корсажа, зашелестела юбка, потом — нижние юбки; зашуршали шнурки в дырочках корсета. Наконец по полу затопали босые ноги, и я поняла, что она, должно быть, совсем раздета.

Газ я выключила, но оставила для Китти горящую свечу. Я знала, что, если повернусь и открою глаза, то увижу ее без покровов, если не считать теней и янтарного отсвета свечи.

Но я не обернулась, и вскоре вновь послышалось шуршанье: это значило, что она надевает ночную рубашку. Свет погас, кровать скрипнула и дрогнула; Китти лежала рядом со мной, пышущая теплом и ужасно реальная.

Она вздохнула. Ощутив на шее дуновение, я поняла, что она на меня смотрит. Она дохнула еще раз и еще и наконец шепнула:

— Ты спишь?

— Нет, — отозвалась я, не в силах дольше притворяться.

Я перекатилась на спину. От этого мы оказались еще ближе друг к другу (кровать была на редкость узкая), и я поспешно сдвинулась влево, к самому краю. Теперь ее дыхание, сделавшееся еще теплее, овевало мою щеку.

Она спросила:

— Ты скучаешь по дому, по Элис?

Я мотнула головой.

— Ни чуточки?

— Ну…

Я почувствовала, что она улыбнулась. Очень осторожно и в то же время непринужденно она за запястье вытянула из-под одеяла мою руку и, нырнув под нее, прижалась виском к моей ключице; моя рука в конечном счете оказалась у нее на шее. Свесившуюся ладонь она обхватила и не выпускала. Ее щека обжигала мою плоскую грудь, как раскаленный утюг.

— Как у тебя колотится сердце! — произнесла она, и от этого, конечно, оно припустило еще быстрее. Китти еще раз вздохнула (выдох пришелся в вырез моей рубашки, и я ощутила его голой кожей) и продолжила: — Как часто я лежала в убогой комнатушке у миссис Пью и представляла, как вы с Элис засыпаете в вашей постели на берегу. Как это было, как сейчас?

Я не ответила. Мне тоже вспоминалась наша с Элис постелька. И как было тяжело лежать рядом с дремлющей Элис, когда сердце мое и мысли полностью занимала Китти. Но вдвойне тяжелей было лежать рядом с самой Китти, такой близкой и ни о чем не подозревающей! Это станет для меня пыткой. Я подумала: завтра упакую свой сундук, встану спозаранку и с первым же поездом вернусь домой…

Не обращая внимания, что я не отвечаю, Китти не умолкала.

— Ты и Элис, — повторила она. — Знаешь, Нэн, как я ревновала?

Я нервно сглотнула. «Ревновала»? Произнесенное в темноте, это слово меня ошеломило.

— Да, я… — Она поколебалась, потом продолжила: — Видишь ли, у всех девушек сестры, а я росла одна… — Отпустив мою руку, она пристроила ее у