лицом к перилам. Она подумала: «Я должна сделать еще одну попытку перестать ее ненавидеть». Вслух она сказала: — Всякий раз. когда я смотрю отсюда на Форум, мне вспоминается история твоей… двоюродной бабки, если не ошибаюсь? Злодейки бабки?

— Как же, двоюродной бабушки Хэрриет. Той, что будто бы послала свою младшую сестру после заката в Форум нарвать ей для альбома ночных цветов. У всех наших родных и двоюродных бабушек всегда были альбомы с засушенными цветами.

Миссис Слейд кивнула.

— Но на самом деле она послала ее туда потому, что обе они влюбились в одного и того же…

— Да, таково семейное предание. Ходили слухи, что бабушка Хэрриет много лет спустя покаялась. Как бы то ни было, ее бедная сестренка схватила лихорадку и умерла. Когда мы были маленькими, мама часто рассказывала нам эту историю, чтобы запугать нас.

— А ты пыталась запугать ею меня в ту зиму, когда мы приехали сюда уже барышнями. В ту зиму, когда я стала невестой Делфина.

Миссис Энсли приглушенно рассмеялась.

— Вот как? И мне удалось? Не верю, что тебя можно легко запугать.

— Не часто, но тогда можно было. Меня легко было запугать, оттого что я была бесконечно счастлива. Знаешь ли ты, что это значит?

— Я… да, пожалуй, — ответила, запнувшись, миссис Энсли.

— Ну, видно, поэтому история твоей злодейки бабки произвела на меня такое впечатление. И я подумала: «С римской лихорадкой покончено, но в Форуме после заката страшно холодно, особенно если день был жаркий. А в Колизее еще более холодно и сыро».

— В Колизее?

— Да, туда нелегко было проникнуть после того, как ворота запирались на ночь. Очень нелегко. И все же в то время иногда это удавалось, даже часто удавалось. Там встречались влюбленные, которым больше негде было. Ты об этом знала?

— Я… пожалуй. Не помню.

— Не помнишь? Не помнишь, как однажды вечером ты отправилась осматривать какие-то руины, когда уже стемнело, и сильно простудилась? Кажется, тебе захотелось полюбоваться восходом луны. Многие считали, что из-за этой прогулки ты и заболела.

Несколько секунд длилось молчание. Потом миссис Энсли отозвалась:

— Разве? Все это было так давно.

— Конечно. И поскольку ты выздоровела, все это не имело значения. Но твоих друзей это так поразило — причина, я хочу сказать, которой объясняли твое заболевание, потому что все знали, как ты из-за своих вечных простуд осторожна. И твоя мама так тебя оберегала… ты и в самом деле загулялась в тот вечер, правда?

— Возможно. Самые осторожные девушки не всегда бывают осторожны. А почему ты сейчас об этом вспомнила?

Миссис Слейд, по-видимому, не ожидала вопроса. Но в следующее мгновение ее словно прорвало:

— Да потому, что я не могу больше этого выдержать!.. Миссис Энсли быстро подняла голову; ее широко открытые глаза совсем померкли.

— Чего ты не можешь выдержать?

_ Того, что ты не знаешь, что я всегда знала, почему ты пошла.

— Почему я пошла?

— Да… Ты думаешь, я блефую? Так вот, ты пошла, чтобы встретиться с тем, кто был моим женихом. И я могу повторить слово в слово письмо, которое заставило тебя на это решиться.

Пока она говорила, миссис Энсли, держась не очень устойчиво на ногах, поднялась с кресла. Ее сумочка, вязанье, перчатки словно в испуге дружно скатились на пол. Она смотрела на миссис Слейд так, будто увидела привидение.

— Нет, нет… не надо, — пробормотала она.

— Почему же не надо? Если ты не веришь, слушай: «Моя ненаглядная, так больше продолжаться не может. Я должен увидеться с вами наедине. Завтра, как только стемнеет, приходите в Колизей. Там вас будут ждать и впустят. Никто из тех, кого вам следует опасаться, ничего не узнает…» Но, быть может, ты забыла, что говорилось в письме?

Миссис Энсли с неожиданной твердостью приняла брошенный ей вызов. Прислонясь к стулу и обретя тем самым устойчивость, она, посмотрев на свою приятельницу, ответила:

— Нет, я тоже знаю его наизусть.

— И подпись? «Только ваш Д. С.» Так? Я не ошиблась? Это письмо заставило тебя выйти из дому в тот вечер, когда стемнело?

Миссис Энсли по-прежнему смотрела на нее. И миссис Слейд казалось, что под маской самообладания, сознательно надетой на это спокойное, с мелкими чертами лицо, происходит сдержанная борьба. «Вот уж не подозревала, что она способна так владеть собой», — подумала чуть ли не с возмущением миссис Слейд, но тут миссис Энсли заговорила:

— Только я не понимаю, как ты узнала. Письмо я сразу сожгла.

— Ну еще бы, разумеется… ты же так осторожна, — теперь она откровенно издевалась. — И поскольку письмо ты сожгла, ты не понимаешь, откуда я знаю, что в нем было. Так ведь?

Миссис Слейд ждала, но миссис Энсли продолжала молчать.

— Ну вот, моя дорогая, я знаю, что было в этом письме, потому что его писала я.

— Ты?

— Да, я.

В последнем предзакатном луче женщины стояли и с полминуты, не отрываясь, смотрели друг на друга. Потом миссис Энсли опустилась в кресло. «О-о», — прошептала она и закрыла лицо руками.

Миссис Слейд нервно ждала еще какого-нибудь слова, жеста. Но ничего не последовало, и в конце концов она не выдержала.

— Ты в ужасе от меня?

Миссис Энсли опустила на колени руки, открыв залитое слезами лицо.

— Я думала не о тебе. Я думала… это было единственное письмо, которое я получила от него.

— А писала его я. Да, писала его я. Но ведь он был моим женихом. Об этом, я надеюсь, ты помнила?

Миссис Энсли снова опустила голову.

— Я не пытаюсь ни в чем оправдываться… помнила…

— И все-таки пошла?

— Все-таки пошла.

Миссис Слейд стояла и смотрела сверху вниз на поникшую возле нее фигурку. Вспышка ярости угасла, и теперь она не понимала, как ей когда-либо могло казаться, что, причинив так бесцельно боль своей приятельнице, она испытает чувство удовлетворения. Но ей нужно было объяснить свой поступок.

— Ты ведь понимаешь? Я догадалась — и возненавидела тебя, возненавидела! Я знала, что ты влюблена в Делфина, — и боялась; боялась тебя… твоей мягкости… твоей миловидности… твоей… ну, словом, я захотела избавиться от тебя, вот и все. Только на несколько недель, только пока не буду до конца в нем уверена. И, дойдя до исступления, я написала это письмо… Сама не понимаю, почему я тебе сейчас это рассказываю.

— Наверное, потому, — сказала медленно миссис Энсли, — что ты так с тех пор и продолжала меня ненавидеть.

— Возможно. Или потому, что мне захотелось снять с души эту тяжесть. — Она на мгновение замолкла. — Я рада, что ты сожгла письмо. И, конечно, я ни секунды не думала, что ты можешь умереть.

Миссис Энсли снова молчала, и у склонившейся над ней миссис Слейд появилось странное ощущение разобщенности, отрезанности, точно прервалась связывающая людей струя тепла.

— По-твоему, я чудовище?