него, вибрировала в воздухе, тянулась к ней и прикасалась к ее телу, словно руки. Когда замок на двери закрылся, ей стало страшно.
— Я не пытаюсь, — сказал он, растягивая слова.
— Что? — Резко переспросила она.
— Испугать тебя. Ты испугана. — Он улыбнулся. Клыки у него были длинными, длиннее, чем у Рейджа. — Я чувствую твой страх, женщина. Он покалывает в носу как запах от свежей краски.
Когда Мэри попятилась назад, он пошел на нее.
— Мм… И мне нравится твой запах. Понравился еще в тот момент, когда я впервые увидел тебя.
Она пошла быстрее, выставив руки, надеясь в любой момент уткнуться в кровать. Вместо этого она запуталась в одной из тяжелых штор, висящих на окнах.
Ужасный вампир загнал ее в угол. Он не был так мускулист, как Рейдж, но сомневаться в его смертоносности не приходилось. Его глаза рассказали ей все, что она хотела знать о его способности к убийству.
Выругавшись, Мэри опустила руки и сдалась. Она не могла бы сопротивляться ему, да и у Рейджа не хватило бы на это сил. Черт, она ненавидела беспомощность, но жизнь иногда делала и такие подарки.
Вампир наклонился к ней, и она съежилась.
Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Принимай свой душ, женщина. У меня не было никакого желания причинять ему больше ранее сегодня ночью, и с тех пор ничего не изменилось. Мучить тебя я тоже не хочу. Если что-то случиться с тобой, его агония не сравниться с тем, что мы имеем сейчас.
Ноги ее слегка подкосились, когда он отошел от нее. Она заметила, как он вздрогнул, посмотрев на Рейджа.
— Как тебя зовут? — Спросила она.
Он поднял бровь, посмотрев на нее, а потом снова перевел взгляд на брата.
— Я тот, что самый злобный, если ты этого еще не поняла.
— Я хочу имя, а не прозвище.
— Обстоятельства вынуждают меня быть ублюдком. И, Зейдист. Меня зовут Зейдист.
— Ну… Приятно познакомиться с тобой, Зейдист.
— Так вежливо, — с издевкой произнес он.
— Хорошо. Как насчет этого: спасибо, что пока не убил его и меня. Достаточно честно для тебя?
Зейдист оглянулся. Его глаза были словно оконные шторы, пропускающие лишь отблески холодного ночного света. Из-за коротко-стриженных волос и шрама на лице он казался самим воплощением жестокости — сосредоточением агрессии и боли. Но когда он взглянул на нее, в свете свечей на его лице мелькнула непривычная теплота. Это выражение исчезло так быстро, что она толком не могла понять, было ли оно на самом деле.
— Ты, — сказал он мягко, — необыкновенная. — Прежде, чем она смогла отреагировать, он поднял руки. — Иди. Сейчас же. Оставь меня с братом.
Не ответив, Мэри прошла в ванную. Она простояла под душем так долго, что ее кожа начала морщиться, а пар, заполнявший помещение, стал густым, словно сливки. Выключив воду, она оделась в ту же одежду, которую носила до этого, потому что забыла взять с собой что-то другое. Она бесшумно открыла дверь в спальню.
Зейдист сидел на кровати, сгорбившись и обхватив себя за талию. Он склонился к Рейджу так близко, что их тела почти касались. Он медленно раскачивался взад-вперед и тихо напевал мелодию, голос его то ослабевал, то становился громче, октавы сменяли одна другую. Он пел. Прекрасно. Совершенно.
И Рейдж расслабился, найдя желанное успокоение.
Она быстро пересекла комнату и вышла в коридор, оставив мужчин одних.
Глава 31
На следующий день Рейдж проснулся после полудня. Первым делом он потянулся к Мэри, но сразу же остановил себя, опасаясь появления привычного внутреннего гула. Он был слишком слаб, чтобы бороться с ним сейчас.
Открыв глаза, он повернул голову. Он была рядом с ним, спала, лежа на животе.
Боже, она снова позаботилась о нем в тот самый момент, когда он так нуждался в этом. Она была решительной. Сильной. Готова была сражаться за него с братьями.
Сердце наполнилось любовью, такой сильной, что у него перехватило дыхание.
Он положил руку на грудь, и почувствовал бинты, наложенные ею. С большой осторожностью он снял их один за другим. Раны выглядели вполне пристойно. Они закрылись и больше не болели. К завтрашнему дню от них останутся лишь розовые полоски, а послезавтра исчезнут и те.
Он подумал о том стрессе, который недавно пришлось пережить его организму. Изменение. Влечение к Мэри. Солнечный ожог. Три-хлыст. Вскоре ему потребуется особое питание, и он хотел бы утолить эту жажду раньше, чем она возьмет над ним верх.
Он всегда очень внимательно относился к питанию. Большинство братьев оттягивали этот момент так долго, как это было возможно, потому что не хотели интимности, связанной с процессом потребления крови. Но с ним было сложнее. Он не хотел превратиться в чудовище, одержимое к тому же еще и жаждой крови.
Рейдж глубоко вздохнул. Внутри него была потрясающе приятная… пустота. Никакого жужжания на заднем плане. Никакого зуда. Никакого жара. И все это несмотря на то, что он лежал в постели рядом с Мэри.
Это были… только он и его тело. Только он сам. Проклятье исчезло.
Рейдж медленно выдохнул, воздух вышел через нос. Ощущая свое тело как никогда, он чувствовал мирное спокойствие. Священную тишину. Великое отсутствие звуков.
Целый век.
Святой Боже, ему хотелось плакать.
Чтобы не разбудить Мэри, на всякий случай он закрыл глаза руками.
Другие люди понимали, как им повезло? Как хороши такие моменты оглушающей тишины?
Он не ценил этого до проклятья. Даже не замечал. Боже, с таким благословлением ему следовало бы просто перевернуться на спину и заснуть.
— Как ты себя чувствуешь? Принести тебе чего-нибудь?
Услышав голос Мэри, он приготовился к обычному взрыву энергии внутри своего тела. Но ничего подобного не произошло. Он чувствовал лишь, как тепло разливается по груди. Любовь заменила привычный хаос проклятья.
Он потер лицо и посмотрел на нее. Он так сильно любил ее в темноте своей спальни, что ему становилось страшно.
— Мне нужно быть с тобой, Мэри. Прямо сейчас. Мне нужно быть внутри тебя.
— Тогда поцелуй меня.
Он притянул ее к себе. На ней была лишь футболка, и он забрался под нее, лаская ее пониже спины. Он был совершенно твердым, готовым взять ее, но без необходимости бороться за контроль над телом, он хотел в полной мере насладиться изысканностью ласк.
— Я должен любить тебя, — сказал он, сбрасывая с постели все простыни и одеяла. Он хотел видеть ее всю, касаться каждого дюйма ее тела, и ничто не должно было мешать ему.
Он стянул через голову ее футболку, мысленно приказав свечам в комнате зажечься. Она была великолепна в их золотистом сиянии: голова повернута чуть в сторону, серые глаза обращены к нему. Грудь