снимков была пожилая женщина лет шестидесяти, глаза у нее были еще больше, чем у Вирджинии Клэри. Рядом – фотография молодого человека лет двадцати пяти в форме штурмана ВВС периода второй мировой войны; на третьей был малыш – не то мальчик, не то девочка, во всяком случае прелестный ребенок с тонким овалом лица и огромными глазами.

– Ваша матушка? – спросил Палмер.

– Да.

– А это… брат?

– Муж.-Она на мгновение умолкла, затем добавила:-И дочка. – Снова пауза. – В живых осталась только мама.

Он выпрямился, держа в руках стеклянную пепельницу, затем протянул ее Вирджинии Клэри, и она стряхнула пепел с сигареты.

– Это случилось во время войны. Мы ехали на машине из Лаббока (в штате Техас) в Тонапа, – снова заговорила она тихим безжизненным голосом. – Очень красивая местность на побережье Тихого океана. В нашу машину на полном ходу врезался грузовик… Я понимаю, – поспешно добавила она. – Я все обещаю себе, что приберу эти фотографии дома в какой-нибудь ящик. Я все знаю. – Она взяла пепельницу из рук Палмера и отошла к столу. – Ну, а теперь расскажите все, что мне полагается знать о банковском деле, чтобы восполнить и этот пробел.

Палмер посмотрел на вспыхивающий под пеплом огонек своей сигареты и сказал:

– Если б я мог.

Глядя на мисс Клэри на привычном расстоянии, Палмер снова видел перед собой миниатюрную, привлекательную женщину, изящный винтик в сложной структуре механизма «Юнайтед бэнк». Но разглядывать в лупу отдельные части этого механизма явно не следовало, ибо при этом сущность его обнажалась слишком быстро и обаяние безвозвратно утрачивалось.

Мисс Клэри снова посмотрела на часы.

– Половина восьмого, – объявила она. – Не знаю, на какое время назначена ваша встреча с Маком Бернсом, но, быть может, вы еще успеете пообедать со мной?

Отец не раз твердил Палмеру, что все неприятности происходят от болтливости и что в любых случаях жизни предпочтительнее всего молчание. А он вот разболтался и в результате попал в затруднительное положение.

– Впрочем, это можно сделать и в другой раз, – быстро добавила мисс Клэри, давая Палмеру возможность с достоинством отступить. – Я уже так давно живу в невежестве, что можно потерпеть еще немного. Палмер отрицательно покачал головой:– Очень сожалею, но мне кажется, что это дело неотложное.

Палмер впервые в жизни обедал в ресторане Шраффта. Справившись со своей едой, он откинулся на спинку кресла и молча вздохнул при мысли о том, что миллионы людей изо дня в день довольствуются этой стряпней. Он согласился на предложение мисс Клэри пообедать в этом ресторане по той простой причине, что едва ли мог бы тут встретить кого-нибудь из своих знакомых. Это казалось отличным компромиссным решением. Здесь можно было подкрепиться, не придавая особого значения тому, что они обедают вдвоем.

– Ну и выражение было у вас на лице, – сказала мисс Клэри, когда официантка убрала со стола. – Я ведь вас предупреждала: лучше было бы заказать индейку.

– В соусе из ананасов и орехов? – спросил Палмер с шутливым испугом. – Отец внушал мне, что индейку не едят до Дня благодарения и после рождества. К сожалению, у него не было никаких рекомендаций по поводу куриных отбивных.

Мисс Клэри улыбалась и не спеша пила воду из своего стакана. Неяркое розоватое освещение ресторана приятно скрадывало глубокие тени у нее под глазами.

Мисс Клэри нельзя назвать красавицей, решил про себя Палмер, но она определенно хороша, очень хороша. У нее прекрасная фигура, тонкое лицо, огромные глаза.

– Вы уже в третий раз ссылаетесь на своего отца, – заметила она.

– В свое время он любил придумывать всякие изречения, но, может быть, это скучно и я должен извиниться?

– Нет, это немного старомодно и очаровательно, – ответила она. – В Нью-Йорке редко встретишь человека, который еще не научился ненавидеть своих родителей.

– А вот у вас на столе фотография матери.

– Она живет со мной. Или, вернее, наоборот. Трудно сказать. Но это вовсе не значит, что мы обожаем друг друга. Нельзя отставать от века.

– Да, конечно.

– У нас с ней вроде вооруженного перемирия. Она никак не может простить мне, что я пошла работать в банк.

– Откуда такое предубеждение?

– Банк описал наш дом в Холлисе в тысяча девятьсот… тридцать первом году.

– И этого она не может простить?

– Вы бы тоже не могли, если б ваш дом был вам так же дорог, как моим родителям. Большую часть жизни мы прожили в районе Иорквилла, в той части, которую теперь называют испанским Гарлемом. В день, когда отец внес первый взнос за особняк в Холлисе… в доме пели аллилуйю. И когда, всего лишь три года спустя, пришлось…– Тут голос мисс Клэри осекся. – Но, – продолжала она, взяв себя в руки, – в тысяча девятьсот тридцать первом году многие оказались в таком же положении, как и мы. Почти все дома, принадлежавшие нашим соседям, тоже были опечатаны.