превращал обычный хриплый шепот скуластого в почти неподдающееся расшифровке бормотание.
Кстати, о маске… Шемяка ослабил ремешок и, сдвинув респиратор на шею, медленно, с видимым наслаждением, вздохнул полной грудью. Эх, закурить бы еще…
Пока что, благодаря карте, все шло на удивление гладко – прицепленный к куртке драгоценный индикатор, на который Шемяка по въевшейся в плоть и кости привычке скашивал глаза каждые пять секунд, выглядел в точности так же, каким был взят из заветного пенала. Даже когда они, обнаглев, решились короткой перебежкой пересечь вытянувшийся поперек улицы отросток фиолетовой кляксы. Повезло – Зона то ли поменяла контур, то ли попросту протухла. Дюжина причин могла сыграть, а лезть на дно рюкзака в поисках счетчика и проверять, которая из этих причин реальна, – благодарю покорно, но, увы и ах, нас зовут дела поважнее.
Пока что карта их не подводила, но лучше было не рисковать – скелет жил по своим законам. Будь даже эта карта нарисована по самым свежим данным вчерашнего вечера – к текущему часу в бывшем городе наверняка случилось множество изменений. Незначительных, но любого из них вполне хватит, чтобы угробить дурака, пожелавшего безоглядно довериться бумажному обрывку. Что угодно… даже просто шальной ветер, который, со свистом проскакивая полуобвалившийся чердак, загребет в невидимую ладонь пригоршню ядовитых пылинок и, хохоча, развеет их над улицей.
– Редко.
– Чего ты маску снял? – Анна следовать примеру Сергея не стала, чем заработала еще один плюс в его личной таблице успеваемости. Предмет – выживание, тема Урока: «Большую часть того, что позволяет себе следопыт, остальные могут делать лишь по его команде».
– Тараканы, – Айсман мотнул головой в сторону «ручья», – твари мерзкие, но умные. Зуб даю, они для миграции выбрали самое безопасное время на полгода вперед. Так что можно спокойно подышать, а заодно, – добавил он, опускаясь на потрескавшийся асфальт, – ногам роздых дать.
– Я тут не сяду. Не-е-т… рядом с этими…
– Садись! – повысил голос Шемяка. – Перестань дурью маяться и садись! Им сейчас до нас дела нет.
Поколебавшись секунды две-три, она все же послушалась его – но, судя по бледности, далось ей это нелегко.
– 3-заразы… ненавижу. Теперь ни в один здешний дом…
– И трястись перестань, – Айсман стянул капюшон и, задрав голову, посмотрел на небо – разрывов между тучами прибавлялось с каждой минутой, и все шло к тому, что солнце вот-вот начнет вновь наяривать в полную силу. Жаль, ну да грех, в общем-то, жаловаться – дождик и так подарил им куда большую фору, чем выходило по Шемякиным расчетам.
– Возьми себя в руки, – сказал он. – Ну, тараканы… подумаешь. Яд у них слабый, с ног сразу не валит, если не хлопать ушами, то удрать всегда сумеешь. А в какую-нибудь здешнюю хибару нам нужно будет занырнуть в ближайшие минут семь-десять, потому как на охоту выйдут куда более опасные твари.
– Крысы?
– Угу. Крысы. На двух ногах.
Первая его мысль была простая – спросить, почему она не спит. Вернее, он сначала убрал пистолет, а потом подумал – проще взять и задать вопрос, чем лежать и гадать.
А еще мгновением позже решил, что можно и погадать.
Тогда, в их первую совместную ночь, она была похожа на… Швейцарец озадаченно нахмурился – банальное «натянутая струна» казалось ему неточным, по крайней мере, не до конца точным. Ответ пришел пару секунд спустя и заставил его довольно улыбнуться – детонатор! Именно так – она тогда лежала вроде бы колода-колодой, но любое неверное… а, скорее всего, и просто любое движение могло спровоцировать ее шайтан знает на что.
Ведь она так хотела поверить – и еще больше боялась.
«В таком случае… сомнительно, чтобы она поверила мне, – подумал Швейцарец. – Скорее всего, просто устала бояться».
Следующую ночь занял их безумный лесной марафон…
…а через сутки он проснулся за миг до ее крика.
Агеев бы не поверил, мысленно усмехнулся Швейцарец, в жизни бы не поверил, что после снотворного его выделки человек может проснуться из-за кошмара. Как он тогда сказал? Динозавра свалит? Что ж, в динозавра я тоже верю – безмозглым ящерам сны не снятся, разве что спинномозговые.
Лишь на четвертую ночь мы научились с этим справляться, вспоминал Швейцарец, – если это можно назвать таким словом. Ложиться вместе, чтобы я мог чувствовать ее – и будить в самом начале приступа. Никаких чувств, голый рационализм – так она лучше высыпалась, и, кроме того, в лесу по ночам прохладно, даже в нынешнем лесу.
А сейчас…
Он услышал, как прошуршало сдвигаемое в сторону одеяло. Тихий, почти на грани слышимости, скрип – это рама лежака среагировала на перемещение центра массы. Очень легкой массы, здешние кровати ладились из расчета на купчину необъятной пузатости или же на приказчика, разворотом плеч не уступающего хозяйскому пузу. Шлепок – ступни коснулись пола, еще один, обозначивший решительный шаг через разделявшее кровати пространство… эге, а вот дробный перестук вызван явно не холодом, так успеть замерзнуть ты, девушка, совершенно точно не могла.
Тайна даже не успела испугаться – слишком быстро все произошло. Только что стояла перед лежаком, уже решившись окончательно, бесповоротно, – но все-таки, чтобы это решение стало реальностью, какой-то крохи мужества ей не хватало. Она как раз пыталась отыскать в себе эту кроху…
…в следующий миг ее голова была на подушке, а остальное тело по шею накрыто ватным, уже согретым чужим теплом одеялом. Слева была стена, справа – ОН.
– Слушай, так нельзя, – озабоченно сказал Швейцарец. – У тебя сердце барабанит громче зубов. Ты же не колибри, да и на ручной пулемет не похожа. Зачем тебе темп десять в секунду?
– Я даже ойкнуть не успела, – удивленно прошептала Тайна.
И, едва договорив, вспомнила, для чего она здесь, что хотела – рванулась, обняла, прижалась, замерла, боясь сразу всего-всего на свете и одновременно твердо зная, что ничего страшнее быть уже не может.
Пять минут спустя Швейцарец, наконец, решился поправить одеяло.
Лежать было жутко неудобно. За свою жизнь он лишь раз вынуждал свое тело изображать статичную композицию в еще менее переносимой позе. В тот раз его скрюченные посиделки в дупле закончились одиночным выстрелом с трех сотен метров и торжественной клятвой самому себе – впредь никогда не пытаться компенсировать отсутствие подходящей снайперской позиции тренировкой на выносливость.
Еще были тренировки Старика, но это не в счет.
Господи, вдруг – запоздало! – сообразил Швейцарец, я дурак, идиот: если у меня сводит мышцы так, что пробивает блокировку, то каково же сейчас ей? Она-то не умеет отключать реакцию на раздражители, ее с наполненными до краев чашками никто не выстаивал… кретин, болван, dumpkoff!
Он медленно начал убирать локоть, пытаясь для начала отвоевать хотя бы горизонтальное, а не криво-изогнутое положение – и почти сразу же застыл, когда теплый и даже вроде бы мягкий обруч сдавил его грудную клетку с силой, о существовании которой Швейцарец до этой минуты даже не подозревал.
Утром будут синяки, мысленно констатировал он. Впрочем, синяки – это еще ладно, а вот как бы ребра-другого не лишиться? Какой-то треск имел место быть… или это у меня в ушах
