горела единственная газовая лампа в стеклянном колпаке в виде шара. Вдруг я увидела маленькую фигурку мальчика, склонившегося пред закрытой дверью рядом с будуаром миссис Рейд. Он не слышал моих шагов, пока я не оказалась прямо за его спиной. Тогда он резко повернулся ко мне лицом, спрятав одну руку за спину. Но недостаточно быстро, и я успела разглядеть ключ, зажатый в пальцах Джереми. Мы смотрели друг на друга с одинаковым изумлением, и мальчик заговорил первым:

— Лучше не говорите об этом Гарт, — прошептал он, и в его голосе я расслышала угрожающие нотки. Я ответила ему совершенно спокойно:

— Да я и не знаю ничего, о чем могла бы рассказать ей.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, осторожным и загадочным, а потом быстро умчался вверх по лестнице. Когда я поднялась на третий этаж, все двери были закрыты, и я пошла в свою комнату, чувствуя к ребенку скорее жалость, чем что-либо еще. Что скрывалось за мрачным, красивым, совсем еще юным лицом? Что это за комната, от которой он прятал ключ, и зачем;

Перед тем как лечь спать, я очистила и съела апельсин, брошенный мне из окна мистером Рейдом. Резкий аромат наполнил комнату и пропитал мои пальцы. Как бы то ни было, несмотря на странные события дня, я утвердилась в решимости помочь Джереми Рейду. И от моих сомнений почти ничего не осталось.

На следующее утро я встала рано. Как мне объяснила Кейт, все мы, живущие на третьем этаже, — я, мисс Гарт и двое детей, завтракаем в детской и не спускаемся по утрам в столовую. В заставленной детской на столе я обнаружила кофейник с горячим кофе, накрытое блюдо с яичницей, холодные поджаренные ломтики хлеба, масло и мармелад.

Было приятно позавтракать одной и потом заняться работой в классной комнате, разложив свои вещи на одном конце длинного стола. Может быть, я смогу начать работу до того, как учитель придет на уроки.

Я сидела, погрузившись в модные журналы, отыскивая тот стиль, который подошел бы такой непоседливой особе, как Селина, когда вошла мисс Гарт и позвала меня к миссис Рейд. Мать Джереми желала видеть меня сейчас, а не в более позднее, назначенное ею, время. Она плохо спала и сейчас завтракала в постели. Я должна была спуститься к ней тотчас же. В этом вызове мне снова почудилась властность, хотя, может быть, это было навеяно манерой, в которой мисс Гарт передала мне распоряжение.

На этот раз меня провели прямо в спальню, примыкавшую к золотисто-зеленому будуару. Эта комната состояла из атласа и кружев, оборочек и зеркал. Но несмотря на то, что яркое утро настойчиво просилось в окна, золотистые парчовые портьеры были плотно задернуты, и весь свет в комнате исходил только от мерцающих свечей. На высоком бюро стоял великолепный серебряный канделябр, и все шесть высоких свечей в нем горели. Небольшие подсвечники из раскрашенного фарфора освещали обе стороны зеркала на туалетном столике, а у камина стоял гигантский медный подсвечник, озаренный золотистым светом. Нельзя было отрицать, что это мягкое освещение гармонировало с красотой женщины, находившейся в постели, и еще больше усиливало ее очарование.

Она сидела, обложенная кружевными подушками, с небольшим столиком-доской на коленях. Ее рыжие волосы, перевязанные зеленой лентой на затылке, распадались по плечам. И я задержала свой взгляд на них, завороженная их теплотой. Снова я уловила еле заметный запах фиалки, наполнивший комнату.

Мисс Гарт оставила меня здесь, и я была рада, что она ушла. Я могла свободнее говорить с миссис Рейд без гувернантки.

В это утро у меня уже были подготовлены некоторые вопросы и несколько предложений, но миссис Рейд, потягивая кофе и небрежно перебирая фрукты в вазе, перехватила инициативу. Она попросила меня пододвинуть стул к кровати и стала говорить о моих обязанностях и распорядке с высокомерным видом хозяйки, разговаривающей со служанкой.

— Возможно, — начала она, — вас не обременит помочь нам с детьми по воскресеньям, когда Гарти уходит навестить своего отца. Вам придется заменять ее иногда по вечерам, когда я нуждаюсь в ее услугах или когда она захочет на часок-другой уйти из дома. К вашему сведению, она для нас больше, чем просто гувернантка. Очень многое в этом доме находится в ее руках, так как здоровье не позволяет мне управляться со всеми делами. Я не всегда чувствую себя хорошо, и в результате мисс Гарт приходится слишком много работать.

Я заверила ее, что буду рада выполнить любую просьбу. Но я вовсе не хотела, чтобы этот разговор велся одной стороной. Как только она остановилась и повернулась к подносу на столике, словно давая понять, что считает разговор законченным, я приступила к своим вопросам.

— Меня интересует, чем обычно занимаются дети, — сказала я. — Что они любят делать? Чем интересуется Джереми? Если я пойму это, у меня появится возможность подружиться с ними. Не скажу, что мне трудно подружиться с Сединой. У нас уже есть общее дело, которое нас связывает, — платье, что я собираюсь сшить для нее.

Лесли Рейд взглянула несколько раздраженно.

— О да! Китайский шелк. Я собиралась сделать платье для себя, но муж убедил меня, что ей это более необходимо.

Она зевнула, прикоснувшись пальцами к губам, и, казалось, забыла обо мне и моих вопросах.

— Вы собирались рассказать мне об интересах детей, миссис Рейд, — мягко напомнила я.

— Я собиралась? Но о чем же здесь говорить? Я думаю, они любят обычные вещи. Куклы, игрушки, игры… Что же еще?..

— У мальчика девяти лет могут быть свои особые фантазии, которые его занимают, — заметила я.

Женщина в кровати вдруг посмотрела на меня очень внимательно, и когда она заговорила, в ее голосе сквозила нотка отчаяния:

— Он стал таким трудным ребенком — не таким, как другие мальчики. Кажется, ему доставляет удовольствие все разрушать. Мисс Гарт, и я, и даже его учитель, мистер Бич, не можем придумать, что делать с ним. Мой муж надеется, что вы сможете предложить что-нибудь новое. Мы будем вам более чем благодарны, если вы сможете отвлечь его от обычной мрачной необузданности, но, как я уже сказала, я потеряла всякую надежду, мисс Кинкейд.

— Может быть, именно этого мы никогда и не должны ему показывать, — сказала я, — что мы потеряли надежду— Это было бы очень некстати. Может быть, ему нужна вера в то, что он сможет вырасти и жить, как все. Есть ли у него желание проводить свободное время как-то по-особому? Нет ли у него какого-нибудь хобби?

Длинные ресницы Лесли Рейд мгновение трепетали на бледных щеках, и, казалось, дрожь пробежала по всему ее телу.

— Мой сын любит оружие, — промолвила она. — Дуайт, его отец, имел прекрасную коллекцию пистолетов, и Джереми просто обожал ее. Я давно предупреждала мужа, что неразумно позволять ребенку увлекаться оружием. Но он оставил мои советы без внимания.

Я чувствовала, что эта тема слишком опасна для разговора и не поможет мне выяснить интересы Джереми. Я снова заговорила о платье для Седины, спросив миссис Рейд, не хотела бы она высказать свое пожелание и помочь нам в выборе фасона. Она снова погрузилась в безразличие, с готовностью оставляя решение этого вопроса в моих руках и всем видом показывая, что хотела бы закончить наш разговор. Я спросила, есть ли особое время, которое она хотела бы проводить с детьми, любое время, которое надо освободить для ее визитов к ним.

Она вдруг отодвинула поднос жестом, похожим на отвращение, и потянулась к спускавшемуся возле кровати шнуру с намерением позвонить.

— Селина приходит повидать меня в любое время, когда ей захочется. Я часто беру ее с собой на прогулку в коляске. Но что касается Джереми, я не нахожу удовольствия в его компании. Мне это трудно, мисс Кинкейд.