побрал.

– Мы быстрее, – уверенно заявила Джессалин. Она и правда ни на секунду в этом не сомневалась.

Маккейди улыбнулся ей одной из своих неотразимых улыбок и вскочил на площадку. Снизу вверх смотрела она на его любимое лицо. Сегодня в черных глазах совсем не было тени, в них, как маленькие солнца, вспыхивали золотистые искры. Джессалин еще никогда не видела своего возлюбленного таким оживленным.

Любовь переполняла ее сердце. И ей захотелось сказать об этом вслух, пусть даже на его глаза снова набежит тень и закроет солнечные всполохи.

– Я люблю тебя, Маккейди Трелони.

– Джесса… – Его руки легли ей на плечи и сжали их почти до боли. Его горло сводила судорога, и оно никак не могло вытолкнуть слова.

– Джессалин, я…

– Что?

– Я… – Он отвернулся и посмотрел туда, где ждала готовая рвануться вперед «Молния Эссекса». Его лицо напряглось, на скулах заходили желваки.

– Маккейди, что случилось?

– Я… Я должен переговорить кое с кем. – Он прижал Джессалин к груди, поцеловал ее и пошел, почти побежал, прочь.

Джессалин смотрела ему вслед до тех пор, пока он не смешался с толпой рабочих, коротавших время у пивнушек во дворе «Крукедстафф». Нет, наверное, она никогда так и не поймет его до конца. А может быть, именно поэтому ее так тянет к нему. Джессалин подумала, что у них впереди еще целая жизнь, и широко улыбнулась собственным мыслям. Постояв еще немного рядом с «Кометой», она отправилась на поиски бегемотоподобной землекопши, чтобы послушать рассказы о том, как Маккейди Трелони строил свою дорогу.

Кларенс Титвелл наблюдал, как огромный красно-голубой паровоз, пыхтя, ползет в направлении Эксетера. Его тонкие губы скривились в недоброй усмешке. «Сокол». Какое дурацкое, претенциозное имя. Как будто это рычащее, грохочущее чудовище можно сравнить со свободно парящей, гордой птицей.

Следующий участник уже начал разогревать паровой котел, пар со свистом поднимался в теплый, словно застывший, воздух. Кларенс вспоминал о том далеком лете, когда они с Маккейди строили локомотив, собираясь испытать его на старых рудничных рельсах. Он вспомнил долгие часы, проведенные в чугунолитейных цехах Пензанса. Вспомнил, как Маккейди собирал машину, а он, раскрыв рот, следил за работой. Как Маккейди рассказывал о планах на будущее, о железной дороге, своей главной, самой заветной мечте. Кларенс и верил и не верил в эти мечты, а в конце лета в первый раз обрадовался постигшей Маккейди неудаче.

Сегодня «Сокол» вез мешки с песком, уложенные на небольшие, сцепленные друг с другом платформы, напоминавшие нанизанную на травинку клюкву. И внезапно Кларенс как наяву увидел, что паровоз везет уголь и сено. И даже крытые вагоны, заполненные людьми. И Кларенс почувствовал какое-то странное стеснение в груди. Ему вдруг захотелось вернуться в прошлое, снова оказаться в цеху, услышать стук многочисленных молотов и ощутить жар от раскаленных печей. Ему захотелось снова быть рядом с Маккейди, который доверял ему свои мечты и улыбался ослепительной, неотразимой улыбкой.

Однако все это было возможно только до того черного дня, когда между ними встала Джессалин.

Кларенс был уверен, что она где-то здесь, и жадно выискивал ее взглядом в толпе. Впрочем, встречу лучше отложить на потом, когда ей понадобятся его твердая рука, его утешения.

Он заметил ее почти сразу – высокую женщину с волосами цвета осенних листьев. Она совершенно не изменилась, и это удивило его. Кларенсу казалось, что ночи, проведенные в постели Трелони, обязательно должны были наложить на ее лицо особый отпечаток. А она была все та же – девочка со слишком яркими волосами, слишком большим ртом и бесконечными, длиннющими, словно у необъезженного жеребенка, ногами. Та же самая Джессалин, которую он шесть лет назад поцеловал на летней ярмарке.

Наблюдая за ней издали, Кларенс вдруг увидел, как ее лицо будто осветилось изнутри, а все тело затрепетало. В какую-то минуту Кларенсу показалось, что она заметила его, и эта широкая, лучистая улыбка предназначена ему. Он даже сделал шаг по направлению к ней, но застыл на месте, увидав Маккейди, выходящего из «Крукед-стафф» и направляющегося к ней.

Джессалин бросилась навстречу мужу. Тот, видно, сказал что-то смешное, и ее резкий, громкий смех зазвенел в воздухе. Маккейди властным движением обнял ее за талию и притянул к себе. А она улыбалась и лучилась счастьем.

Косматый старик с изъеденным оспой лицом привалился спиной к высокой каменной ограде. Он жевал хлеб с сыром, запивая его элем. Рядом с ним на земле, на блюдце стояли зажженная свеча и открытая канистра с порохом. Время от времени старик, просунув голову в щель в ограде, смотрел на овражек, полого спускавшийся к выходу из туннеля, прорубленного в желтом граните скалы.

Джеки Стаут закончил свою трапезу и грязной тряпкой отер пот с лица, оставив на нем черные разводы. Взглянув на лежащий на коленях молоток, он тотчас же отвел глаза. С некоторых пор он не мог видеть свое излюбленное оружие без содрогания.

Господи, как же кричал тот мальчишка…

Вопил, как петух, перед тем как ему перережут горло. Но еще страшнее был звук, производимый самим молотком – жуткий хруст, вроде того, который получается, если наступишь на огромного черного жука, которыми кишит любая шахта. Все кругом было в крови, а из искалеченной руки торчали острые белые кости. Под конец Стаут рыдал едва ли не громче, чем его жертва.

Правда, хозяину он об этом не рассказал. Не рассказал того, что не смог опустить молоток во второй раз. Что искалечил только одну руку.

Вот почему эту, сегодняшнюю работу надо сделать безукоризненно. Он подложил на рельсы столько пороха, что взрыв услышат даже в Лондоне. Таким количеством можно разнести на кусочки сотню локо- как-их-там…

Вдруг по спине Стаута пробежал холодок, и он молниеносно оглянулся, всматриваясь в небольшую рощицу прямо за своей спиной. Никого, только две вороны каркали друг на друга, сидя на ветке. Мелькнул заяц и тут же шмыгнул в кусты. Джеки потер мясистый нос и пожал плечами. Нервы на пределе, вот и мерещится всякая всячина. Ведь здесь частное владение, полно егерей с собаками, откуда же взяться посторонним. Особенно охрана усердствует сегодня, когда понаехало столько народу, чтобы смотреть на эти… локо-как-их-там. Нет, нечего беспокоиться, никто к Джеки Стауту незамеченным не подкрадется. Эта земля принадлежит хозяину, и он может быть совершенно спокоен.

Хозяин сказал, что локо-как-его-там выедет из туннеля около четырех часов. Джеки вынул из кармана золотые часы с репетиром. Хозяин дал их ему в награду за то, что он хорошо позаботился о руках их маленького друга… точнее, о руке. Джеки снова взглянул на молоток и вздрогнул. Прищурившись, он принялся изучать черные отметины, на циферблате. Ведь он так и не осмелился признаться хозяину, что не умеет определять время по часам.

Тут до его ушей донесся звук, похожий на пыхтение кипящего чайника. Потом из устья туннеля повалил пар. Выругавшись, Джеки отбросил молоток, схватил свечу и начал перелезать через ограду. Из туннеля показалось изрыгающее огонь чудище на колесах. Красные бока сверкали на солнце.

– Черт возьми! – воскликнул Стаут. Паровоз был красно-голубым.

По широкому рябому лицу ручьями тек пот. Красно-голубой, будь он неладен! А ему нужен желто- зеленый.

Снова спрятавшись за оградой, Джеки Стаут еще раз припомнил все напутствия хозяина. В тот момент, когда желто-зеленый локо-черт-бы-его-побрал выедет из туннеля, надо поджечь запал. Джеки отмерил ровно 450 шагов от устья туннеля и подложил взрывчатку под шпалы, на которых крепились рельсы. Это было несложно – ему уже приходилось проделывать подобное в «Уил Пэйшенс». Он пробурил отверстие в скальной породе, наполнил его взрывчаткой и залепил комком глины, предварительно проткнув его гвоздем. Затем вытащил гвоздь, и в глине осталось узкое отверстие. В это отверстие Стаут вставил полую тростинку, набитую порохом, – запал.

– Как только нос покажется из туннеля, сразу поджигай запал, – говорил ему хозяин, рисуя на бумаге запутанные линии и твердя какую-то ерунду о том, на какой скорости движутся эти самые локо-как-их-там, о